— Вот. Держи его так, — приказывает он, поворачивая мое запястье так, чтобы тыльная сторона моей руки оказалась ближе к лезвию. — Никогда не держи лезвие вертикально. Тебе нужно, чтобы оно располагалось вот так, понимаешь? Это дает тебе больше рычагов воздействия.
Когда его устраивает положение, он отпускает мою руку и отступает назад, широко отводя руки в стороны. С разведенными руками он выглядит еще более грозным, чем раньше, и мне интересно, оставит ли это оружие хотя бы вмятину на нем.
— Ну?
Рубцовая ткань на правой стороне его лица странно дергается по сравнению с выражением на левой, и мне почти хочется, чтобы он снова надел маску. Каким-то образом он был менее устрашающим в ней.
С дрожащими коленями я встаю на ноги, крепко сжимая кинжал сбоку, как он мне показывал. Прежде чем моя решимость ослабнет, я бросаюсь к нему, вонзая лезвие глубоко в плоть на его бедре. Он издает ужасный чавкающий звук, когда нож вонзается в татуированную кожу, и желчь подступает к моему горлу.
— Бля, да, — мужчина стонет, обхватывая меня за спину, прежде чем я успеваю убежать. Другой рукой он наклоняется, нежно обхватывая мою руку, всё еще лежащую на рукояти клинка в его бедре. Усиливая хватку, он поворачивает мое запястье вправо, глубже вонзая стальное лезвие в свою плоть.
— О, блядь, — стонет он, закатывая глаза, когда из раны хлещет кровь. — Вот так.
Меня сейчас стошнит.
У меня перед глазами всё плывет, когда я пытаюсь оторвать руку от ножа, жалея, что вообще ударила его. Заключенная в его мощную хватку, я ничего не могу сделать, кроме как с ужасом наблюдать, как он выдергивает лезвие из ноги, подносит его ко рту и проводит языком по стали. Он усмехается, кажется, ему нравится выражение полного ужаса в моих глазах. Убрав руку с моей спины, он протягивает ее и сжимает мое предплечье, его хватка до боли крепка, а другой рукой отрывает мои пальцы от рукояти.
Кинжал с грохотом падает на пол, лежа в луже крови, которая начинает образовываться вокруг правого ботинка мужчины. Он тянет меня к себе, заставляя уткнуться лицом в его широкую грудь, а сам обхватывает меня за поясницу, снова зажимая в клетку.
Он сжимает мой подбородок окровавленной рукой, вынуждая поднять голову и в то же время проводит большим пальцем по моей губе, и мои глаза расширяются от шока при ощущении этой теплой, липкой, красной жидкости. Прежде чем я осознаю, что происходит, он прижимается губами к моим. Хотя мне следовало бы возмутиться, – это наполняет мой живот странным теплом, извращенным желанием.
Инстинктивно я отвечаю на его поцелуй, издавая небольшой стон, когда он сжимает мои волосы на затылке. Его губы требовательны, мой рот наполняется вкусом меди, а его язык сплетается с моим, но это только разжигает огонь.
— Ты такая сладкая, маленький цветочек, — шепчет он, покусывая мою нижнюю губу. — Не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус, — его голос подобен ведру ледяной воды, вылитому на меня, и это возвращает меня в чувство. Используя его отвлечение в своих интересах, я резко наступаю ногой на верхнюю часть его стопы и вырываюсь из его хватки.
Он ругается, когда я мчусь к входной двери, его шаги раздаются совсем рядом, когда он преследует меня. Мне удается открыть замок, прежде чем он хватает меня сзади, лишая последнего шанса на свободу. Он перекидывает мое тело через плечо, словно мешок с мукой. Я брыкаюсь, кричу, кусаю и царапаю, но это не смущает огромного мужчину, который держит меня.
— Я же говорил тебе, что это случится, — рычит он с сожалением, ударяя меня кулаком в висок. Потом всё погружается во тьму.
Тихий стон срывается с моих губ, когда я прихожу в себя, сильная боль в голове путает мои мысли. Дезориентированная, я открываю глаза и пытаюсь сесть, но тут мой лоб врезается во что-то твердое в нескольких футах надо мной.
— Черт, — шиплю я, щурясь от жгучей боли и ложась обратно. Пытаюсь поднести руку ко лбу, чтобы потереть пораженное место, но замираю от звука лязга цепей. Мои глаза расширяются, когда я смотрю вниз и замечаю, что мои руки и лодыжки прикованы к решетке по обе стороны от меня. Насколько я могу судить, – я обнажена, если не считать толстого ремня, обмотанного вокруг моей шеи. У меня нет возможности защитить себя. Никакой возможности выбраться отсюда.
Когда я оглядываю клетку в сумерках, мне вспоминаются последние несколько часов, и я склоняю голову набок в приступе рвоты. Из-за ремня, обмотанного вокруг шеи, трудно дышать, и через несколько минут я снова на грани потери сознания. Учащенно дышу, темные пятна пляшут перед глазами, и я знаю, что мне нужно успокоиться, прежде чем попытаться хоть что-то предпринять. Единственный способ выбраться из этого – сохранять спокойствие. Если я потеряю сознание в какой-то момент, то точно умру.
Треугольник золотого света появляется под дверью, когда она скрипит, и мне приходится закусить губу, чтобы остановить крик, который хочет вырваться из моего горла. Мой рот наполняет металлический привкус, но я едва ощущаю жжение, несмотря на панику, затуманившую мой разум.
Я должна лежать неподвижно.
Если он подумает, что я сплю, тогда он может уйти.
Его шаги звучат как выстрелы, когда он медленно входит в комнату.
Он останавливается у решетки возле моих ног, и в этот момент мое сердце бьется так сильно, что я уверена, что он его слышит. Подошвы его толстых кожаных ботинок покрыты грязью и какой-то другой субстанцией винного цвета. Я сразу узнаю в этом засохшую кровь.
Мое сердце останавливается, когда до моих ушей доносится тихий смешок, от которого кровь стынет в жилах.
— Ты проснулась, цветок?
Ее дыхание учащенное и тихое, и этот звук с нежностью напомнил мне о белоснежном кролике, который был у меня в детстве. Он тоже был одной из моих самых ценных вещей, но его у меня отобрали слишком рано.
Как и всё остальное.
На этот раз всё будет по-другому.