Меня кто-нибудь ищет?
Кто-то вообще понял, что я пропала?
Волнует ли их это?
Я отбрасываю эту мысль. Кто-нибудь начнет искать меня. В больнице будут интересоваться, куда я подевалась. Потому что это не похоже на меня – не явиться на работу. Пройдет несколько дней, и у них возникнут подозрения.
Если, конечно, я продержусь так долго.
Я сглатываю, проклиная тихий голосок в глубине души, напоминающий мне о моей быстро приближающейся кончине. Судя по тому немногому, что я знаю о статистике похищений, у меня, вероятно, осталось меньше сорока восьми часов, прежде чем меня распилят на куски и выбросят в Мексиканский залив. Эта мысль приносит мне еще меньше утешения.
В моем сознании мелькает образ человека в маске, и мое сердце начинает биться чаще против моей воли. Со мной определено что-то не так. Если за последние двадцать четыре года было недостаточно доказательств, то это забивает гвоздь в крышку гроба. С тех пор, как он прикоснулся ко мне, я жаждала его властных прикосновений. Он пугает меня, но в то же время заставляет чувствовать себя живой. Теперь, когда я поняла каково это, я жажду большего.
Мне нужно больше.
С другой стороны, возможно, я просто страдаю от тяжелого посттравматического расстройства.
Может ли удар по голове вызвать странные сексуальные фантазии?
Я стону, проклиная себя за то, что не уделяю должного внимания своей психической ротации. Если бы нейроны не были такими чертовски скучными, у меня могли бы быть ответы на некоторые из этих животрепещущих вопросов.
Дверь в спальню со скрипом открывается, и я, не раздумывая, забиваюсь обратно в дальний угол клетки. Мое дыхание учащается, когда появляются подошвы его ботинок, и мне приходится зажимать рот рукой, чтобы не закричать. Его ботинки останавливаются у изножья кровати, и мое сердце замирает, когда покрытая шрамами рука тянется вниз, чтобы открыть замок.
— Я слышу, как бьется твое сердце, маленький цветок, — от его игривого тона у меня по спине пробегает дрожь. — Будь хорошей девочкой и выходи из своей клетки.
Сворачиваюсь калачиком, крепко зажмуриваю глаза и молюсь, чтобы проснуться и происходящее окажется гребаным кошмаром. Я не хочу так себя чувствовать. Я хочу вернуться в то время, когда всё было просто и понятно. Когда моя жизнь была скучной и мне не нравился мой похититель. Я дрожу. Даже от этой мысли у меня кружится голова.
Что, блядь, со мной не так?
— Не заставляй меня просить дважды, Лилит, — его глубокий голос заставляет мои бедра сжаться, и мне почему-то хочется посмотреть, что произойдет, если я откажу ему. Несмотря на то, что всё внутри меня кричит, что это плохая идея, я, как могу, расправляю плечи и рявкаю:
— Заставь меня.
В мгновение ока он распахивает дверь и бросается вперед, хватая меня за лодыжку своей массивной ладонью. Я пытаюсь удержаться за решетку над головой, но мои пальцы соскальзывают с холодного металла, когда он вытаскивает меня ногами вперед из клетки.
— Почему ты всегда меня не слушаться? — рычит он, обхватывая мое тело руками. Я бью кулаками по его груди, и он стонет, когда я попадаю в точку чуть ниже ключицы.
Пулевое ранение.
— Как оно заживает? — спрашиваю я. Он смотрит на меня сверху вниз, и если бы я не знала его лучше, то могла бы сказать, что он шокирован моим вопросом.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — говорит он, всматриваясь в мое лицо своим пронзительным серебристым глазом. Мое лицо горит, но я не говорю ни слова. Честно говоря, не уверена, что заставило меня спросить. Меня не волнует, что с ним происходит. Наоборот, мне следует надеяться, что что-то пойдет не так. Если он умрет от инфекции, мне будет легче сбежать.
Когда он понимает, что я не собираюсь отвечать, он вздыхает и уходит в ванную. Его глаза, кажется, кричат «хорошо, пусть будет так», прежде чем он грубо заталкивает меня в ванну. Я сердито смотрю на него и скрещиваю руки на обнаженной груди, чувствуя себя букашкой под микроскопом при свете флуоресцентных ламп.
— Залезай, — приказывает он, указывая пальцем на массивную фарфоровую ванну. — Сейчас же, Лилит.
Я решительно качаю головой. Его челюсть сжимается, когда он закатывает глаза к потолку.
— Отлично. Ты сама напросилась.
Я задыхаюсь, когда ледяной поток бьет мне по голове и плечам. Вода стекает по моему лицу и волосам, от чего по обнаженному телу ползут мурашки.
— Блядь, — шиплю я, пытаясь перелезть через борт, как утонувший енот. Мужчина в маске толкает меня обратно, и я плюхаюсь на спину, отплевываясь, когда вода бьет меня по лицу.
— Лежи там, — шепчет он. — Мне нужно тебя вымыть.
— Что ты делаешь, черт возьми?! — шиплю я, игнорируя ту часть себя, которая хочет почувствовать его грубые руки на своей коже. — Я могу принять душ сама. За все свои годы я довольно неплохо в этом преуспела.
Не знаю, зачем я пытаюсь разрядить обстановку, но похоже, что мужчина не собирается смеяться. Вместо того, чтобы говорить, он протягивает руку над моей головой и хватает кусок мыла. Оно выглядит совершенно новым и имеет странно знакомый цветочный аромат, но я не могу точно сказать, откуда я его знаю.
Вода нагревается, когда он трет брусок между ладонями, образуя густую мыльную пену. Не давая мне возможности возразить, он залезает ко мне в ванну и проводит руками по моим ногам и ступням, а затем между пальцами ног.
— Сиди спокойно, — рычит он, крепче сжимая мою лодыжку.
— Щекотно.
Он поднимает глаза, его темные волосы прилипли ко лбу из-за воды, льющейся на нас.
— Мне всё равно.
— Ну, это совершенно очевидно, — ворчу я, мои щеки горят, когда он втирает пену в мои икры. Это приятно.
Слишком приятно.
Инстинктивно я пытаюсь вырваться, но его предупреждающий взгляд заставляет меня замереть на месте.
— Перестань двигаться, Лилит. Это приказ.
У меня перехватывает дыхание, когда он ополаскивает руки под струей воды. Обхватив брусок грубыми ладонями, он повторяет процесс, начиная с моих ключиц. Его скользкие пальцы блуждают по моей груди, скользя под грудью и грубо поглаживая эту область. Без предупреждения он бросается вперед, захватывая мой сосок зубами, вызывая у меня стон, пока играет языком с чувствительным бугорком.