Я была неправа.
Очень, очень неправа.
— Завтрак?
Я подпрыгиваю от хриплого голоса, будучи настолько погруженной в свои мысли, что не заметила, как он вошел в спальню.
Я сижу на кровати скрестив ноги. На мне одна из его больших футболок, которая невольно спадает с моего плеча, и судя по выражению его лица, я понимаю, что больше всего на свете ему хотелось бы сорвать ее с меня.
— Конечно, — я не могу сдержать нотку волнения, которая проскальзывает в моем тоне, и учащенное сердцебиение, когда слабая улыбка тронула его губы. Красивые, полные губы.
Губы, которые мне хотелось бы…
Нет, нет, нет.
Он молча кивает, затем поворачивается и задерживается на мгновение, положив руку на дверную ручку.
— Я подумал… возможно, ты захочешь присоединиться ко мне и посидеть на крыльце сегодня утром.
Слова, наполненные такой формальностью, звучат так странно и натянуто по сравнению с тем, как он разговаривал со мной у озера. Мне бы хотелось увидеть его лицо и посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что он на самом деле пытается сказать. Каин всегда немногословен, но его взгляд говорит о бо̀льшем, чем он думает.
— Если хочешь, — говорю я, и в моей груди что-то сжимается, когда он едва заметно вздрагивает.
Он делает слишком длинную паузу, и я знаю, что то, что он действительно хочет сказать, я навряд ли когда-нибудь услышу.
— Я бы этого хотел, — говорит он, прежде чем выйти из комнаты.
Порыв воздуха касается моих губ, когда дверь захлопывается, и я плюхаюсь обратно на кровать. Пружины скрипят при движении, привлекая внимание к металлической клетке, находящейся прямо подо мной, словно пасть голодного зверя, ожидающего свою добычу. Когда мы вернулись с озера, Каин даже не попытался воспользоваться клеткой, которую он так любит, но с тех пор он меня больше не запирал в ней. Не уверена, рада ли я этому или разочарована.
Это еще одна вещь, о которой я отказываюсь думать.
Щелчок двери заставляет меня вздрогнуть в постели, и удивиться при виде Каина, входящего в комнату с тарелкой, полной дымящихся блинчиков.
— Ты быстро, — я не могу сдержать улыбку, которая расползается по моему лицу. — Это… ты приготовил мне блинчики?
— Я их приготовил еще тогда, когда заходил к тебе, — намек на улыбку появляется на его губах, и я стараюсь не думать о том, как от этого зрелища трепещет мое сердце. — И да. Они с бананом.
Я игриво прищуриваюсь.
— Так ты собирался приготовить мне банановые блинчики, независимо от того, хочу я их или нет? Как это… по-твоему.
— Да, — он кивает в сторону входной двери, — пойдем.
Послушно скинув ноги с кровати, я подхожу к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как Каин касается запястьем деревянной панели. Я мысленно отмечаю, где она находится, но открыть дверь я всё равно не смогу, даже если буду знать, где находится датчик. Если, конечно, он не захочет вшить мне в руку одну из этих штуковин-ключей.
Дверь со скрежетом распахивается, и в комнату врывается солнечный свет. Я так давно не была на улице, что это немного дискомфортно, но если хорошенько прищуриться, то становится легче.
Плюхаюсь в кресло рядом с ним, вдыхая божественный аромат блинчиков, которые он ставит на маленький столик – великолепные золотисто-коричневые круги, выпеченные с почти маниакальной точностью.
Блины. Должна признаться, что скучала по ним.
Каин наполняет мою тарелку доверху, поливая их щедро сиропом, даже не спрашивая.
— Приятного аппетита, — говорит он, передавая мне тарелку. Его взгляд не отрывается от моего профиля, даже когда я кладу в рот вилку с угощением. Он всегда такой неподвижный, такой тихий, что иногда я даже забываю, что он находится рядом.
— О чем ты задумалась?
Моя вилка со стуком падает на пол, и я поворачиваюсь к нему с застенчивой улыбкой.
— Извини. Ты напугал меня.
— Я вижу, — он поднимает бровь, напоминая, что я так и не ответила на его вопрос. С моих губ срывается вздох, пока я размышляю над тем, что мне сказать.
— Вообще-то, я думала о тебе, — бормочу я, теребя выбившуюся нить на футболке. Футболка Каина, напоминаю я себе, вдыхая его пьянящий запах, – землистый, с примесью его одеколона, и это одна из главных причин, по которой я надела ее на себя. Было бы ошибкой этого не сделать.
— Обо мне? — он переспрашивает. — Надеюсь, ничего хорошего.
Смех срывается с моих губ.
— Большинство людей надеются, чтобы о них наоборот не подумали ничего плохого.
— Разве?
— Ага. И жаль разочаровывать тебя, но нет. В моих мыслях не было ничего плохого.
Что-то мелькает на его лице, но я не успеваю понять, что именно.
— Какая жалость. Я надеялся на что-то развратное.
Еще один смешок. Еще одна вспышка этого странного чувства.
— Я уверена, что ты надеялся именно на это. Но нет. Мне было интересно, кто тебя таким воспитал. Твоя мать, должно быть, была строгой женщиной, — я одариваю его игривой ухмылкой, чувствуя прилив смелости. — Еще я думала о том, как хорошо ты пахнешь.
У него перехватывает дыхание. На самом деле перехватывает дыхание от моих слов.
— Я… э-э-э…спасибо.
— Неужели я вижу румянец на твоих щеках? — я шевелю бровями, отказываясь отступать, даже когда его глаза темнеют.
— Осторожнее, цветочек, — бормочет он, и я замечаю, как его челюсти подрагивают. Его глаза словно кричат: я ничего не могу с собой поделать. От одной этой мысли у меня по спине пробегает дрожь.
Потому что я тоже ничего не могу с собой поделать.
— Так ты был в близких отношениях со своими родителями? — спрашиваю я, изображая безразличие. Смена темы прошла успешно.
Бровь Каина поднимается, и я отчетливо понимаю, что добилась не такого успеха, на который надеялась. Тем не менее, он не возвращается к предыдущей теме.