Словно пелена тишины окутывает мой разум от ее завораживающего голоса. Я наблюдаю, как она проводит рукой по своему лицу – с силой, как будто злится на слезы за то, что они стекают по лицу. Затем она встает с кровати и подходит ко мне. Ее синяя медицинская форма, ужасно выцветавшая и мешковатая, с небольшими потертостями на некоторых швах, настолько изношена постоянным использованием, что четко видны контуры ее груди и бедер.
Монитор сигналит, когда она подбегает к моей кровати. Ее лицо бледнеет, когда она смотрит на экран и хватает планшет с тумбочки возле кровати. Она кладет руку мне на плечо – вероятно, желая успокоить меня, – но сигнал остается ритмичным.
— Пожалуйста, постарайтесь успокоиться, — уговаривает она, отстраняясь и заправляя выбившуюся прядь темных волос за ухо.
Постараюсь, если ты перестанешь прикасаться ко мне.
Я пытаюсь передать это сообщение глазами, но она уже отвернулась, чтобы посмотреть внимательней на монитор, снова положив свою прекрасную, теплую руку мне на грудь.
— Это так странно, — бормочет она. — Все остальные ваши показатели в порядке. — Прядь черных, как смоль, волос падает ей на лицо, и она убирает ее рукой. Она оставляет руку возле лица, удерживая прядь на месте, позволяя мне как следует рассмотреть ее профиль.
Я был не прав. Она не просто симпатичная, она поразительно красива. Высокие скулы, маленький нос, идеально очерченные брови, и густые темные ресницы, обрамляющие пару самых ослепительных зеленых глаз, которые я когда-либо видел. Глубокий, зелено-изумрудный, напоминающий оттенок листьев магнолий летом.
Хочу.
Хочу, хочу, хочу…
Эти слова звучат снова и снова в моей голове, и как бы я ни старался, я не могу заставить себя произнести их вслух.
— Ваше давление в норме… чудесным образом, — последнее слово она шепчет себе под нос, и я наблюдаю, как ее глаза устремляются туда, где раньше был мертвый парень. Мои пальцы шевелятся от необходимости протянуть руку и прикоснуться к ней. Почувствовать ее.
Хочу.
Хочу, хочу, хочу…
Она не может быть настоящей. Должно быть, это какая-то дуратская галлюцинация, вызванная морфием.
Я смотрю на руку на своей груди, желая, чтобы она была реальной, а не принадлежащей какому-то яркому ночному кошмару. Случайная мысль пронзает мой разум – может быть, это и есть Ад. Идеальное мучение и пытка. Привязанный, находящийся вне досягаемости. Вынужденный только наблюдать. Принужденный хотеть, не имея возможности прикоснуться к кому-то... Попробовать на вкус…
Не обращая внимания на мой пристальный взгляд, она продолжает своим надломленным голосом:
— Вы его знали? — спрашивает она, убирая руку, позволяя выбившейся пряди волос снова упасть ей на щеку, и указывает на кровать позади себя. — Человека, которого привезли с вами? — ее глаза снова наполняются слезами, и она принимает шок на моем лице за печаль. Если ее следующие слова окажутся такими, какими я думаю, то… я сделал это. Я убил его.
Она продолжает, не осознавая, какое утешение она мне дарит.
— Мы сделали всё, что могли, но… — она замолкает, ее губы сжимаются в линию, все признаки слез испаряются, — знаете что? Это ложь. Мы не всё сделали – не смогли – но, похоже, всем, кроме меня, на это наплевать, — она встречается со мной взглядом. — Мне жаль. Очень жаль, если вы знали его, и он был вашим другом. Потому что я знаю, что никто в этой больнице не проявит к вам даже банальной человеческой порядочности. Не скажут, что сожалеют, и что едва пытались его спасти.
Милое, невинное создание. Как ей удалось так долго прожить в этом городе? Хочется узнать и поиграть с маленьким огоньком в этих завораживающих, прекрасных глазах.
Мне бы хотелось обхватить пальцами это горло и сжимать, сжимать, сжимать…
Последняя мысль заставляет меня вздрогнуть. Нет.
НЕТ.
— Пожалуйста, не садитесь пока! Вы можете себе навредить! — настойчиво убеждает она, кладя обе руки мне на плечи, чтобы заставить лечь обратно. Я смотрю на эти глубокие зеленые озера, сосредотачиваясь на всём, кроме безумных мыслей, проносящихся в моей голове. Они быстрые – слишком быстрые, чтобы их можно было уловить, – но я знаю, что если я позволю себе сосредоточиться на них, они вонзят свои когти и выломают каждую дверь в моем сознании.
Хочу.
Хочу, хочу, хочу…
Медленно я кладу голову обратно на испачканную от моей раны подушку, и на ее лице отражается облегчение.
— Спасибо, — бормочет она, выпрямляясь и убирая свои красивые руки. Она замечает выражение моего лица и продолжает. — За то, что не спорили со мной.
В моей груди возникает острая боль, но она больше связана с выражением ее лица, чем с болью от раны. Возникает странное желание протянуть руку и обнять ее, чтобы унять испуг в ее глазах.
Нужна.
Нужна, нужна, нужна…
Я не собираюсь причинять тебе боль. Я бы не стал. Только не такой красивой, такой драгоценной...
Такой хрупкой.
Я с силой захлопываю дверь в своем подсознании перед этой мыслью, слушая, как она бьется и вопит в своих недрах. Я не выпущу их наружу.
— Сейчас я введу препарат, который поможет вам расслабиться, а затем экстубирую. Как вам такое предложение? — спрашивает она, хватая бутылку анестетика с одного из лотков. Ее руки слегка трясутся, когда она наполняет шприц молочной жидкостью, и мне интересно, что стало причиной быстрой перемены ее настроения.
Я не замечаю, как она вводит жидкость в капельницу, поэтому, когда я снова погружаюсь в забвение, в моей голове звенят тревожные звоночки, увлекая меня в дикое, вызванное наркотиками безумие. Мое тело извивается на кровати, сопротивляясь тому, чтобы меня снова усыпили.
— Ш-ш-ш, всё в порядке, — шепчет она, кладет свою крошечную руку мне на плечо, в попытке успокоить. Внезапное прикосновение имеет противоположный эффект, и, в отличие от предыдущего раза, я пытаюсь вырвать свою руку из ее. Однако она сильнее, чем кажется, и в моем ослабленном состоянии она с легкостью удерживает меня.