— Я отсюда чувствую как ты намокла, маленький цветочек. Тебе это нравится так же, как и мне, — хрипит он, кусая свою губу до крови. Мое тело пульсирует при виде этого, и мне вдруг отчаянно хочется, чтобы его рот был на мне.
— Я… — заикаюсь, не доверяя сейчас своему голосу. Самое неприятное в этом то, что он прав. Я даже не уверена, что раньше моей эмоцией был страх. Он перевернул мой мир, и я не уверена, что я настоящая. Происходит ли это всё наяву?
— Я хочу поиграть с тобой, — хриплым голосом говорит он, касаясь моей щеки. — Пари на свободу, которую, как тебе кажется, ты так сильно желаешь.
— Пари? — спрашиваю я, не уверенная, что хочу знать ответ. Больной блеск в его глазах говорит мне, что я права. Не говоря ни слова, он встает и идет в противоположный конец комнаты. Теперь, когда он находится дальше, мое зрение снова обретает четкость, и у меня есть возможность оглядеться по сторонам.
— О, Боже… — шепчу я, закрывая глаза от этого зрелища. Хоть я и не знакома с подобными вещами, я видела достаточно телепередач, чтобы распознать секс-комнату. Если бы кнуты и цепи, развешанные по стенам, не выдали этого, то огромный металлический крест в углу определенно дает представление, что это за комната.
— Не нравится?
Я вздрагиваю при звуке его голоса прямо передо мной. Он наклоняет голову, в его глазу светится понимающий блеск, и он указывает на металлический крест.
— Я установил его специально для тебя.
Для меня?
Я сглатываю, представляя себя распятой и беспомощной перед ним на кресте. Прежде чем успеваю заговорить, он достает толстую повязку для глаз и зажимает ее между большим и указательным пальцами перед моим лицом.
— Надень это, — приказывает он, и у меня не хватает смелости перечить. Мои пальцы дрожат, когда я завязываю шелковистую ткань за головой, добровольно отсекая одно из своих жизненно важных чувств.
— Хорошая девочка, — шепчет он, прижимаясь губами к моему виску. — Очень хорошая девочка, — он ударяет меня по заднице ладонью, и я издаю тихий писк. — Тебе нравится быть хорошей для меня, не так ли, Лилит?
— Я не…
— Ш-ш-ш, — он притягивает меня пальцем меня за подбородок к своему рту. — Я уже знаю ответ.
Его губы касаются моих, оставляя крошечный след в виде искр там, где он прикасался ко мне. Я задерживаю дыхание, отчаянно желая почувствовать его и снова попробовать на вкус. С его губ срывается мрачный смешок, и внезапно его рука сжимает мое горло, перекрывая воздух. Во мне просыпаются инстинкты самосохранения, и я невольно впиваюсь ногтями в его мощное плечо, пытаясь высвободиться из его хватки.
— Потому что на самом деле, ты не очень хорошая девочка, верно? — шипит он, его горячее дыхание касается моего уха. — Ты вела себя плохо, цветочек. А плохие девочки заслуживают наказания.
Он ослабляет хватку, и я падаю на пол, вдыхая полные легкие драгоценного кислорода. Он впивается руками мне в бока, и я едва успеваю моргнуть, как он перекидывает меня через плечо.
Когда мы поднимаемся по лестнице, в моих ушах раздается громкий звон. Я в ужасе от того, на что он действительно способен. Он сказал, что мы собираемся сыграть в игру, и что, черт возьми, я должна об этом думать? Что еще более важно, почему меня так интересует, что за извращения могут скрываться в его больном воображении?
— Береги голову, — шепчет он, держа ладонь над моей макушкой, пока мы поднимаемся к люку.
Мой пульс учащается, когда он шагает по половицам, и каждый шаг создает зловещий скрип. Мое тело смещается на его плече, когда он тянется вверх, и что-то тихо щелкает. Раздается громкий скребущий звук, и когда он наконец стихает, в нос ударяет свежий аромат эвкалипта и сосны.
Мы снаружи.
Прохладный ночной воздух обжигает мою кожу и заставляет меня дрожать, но сейчас это не имеет значения.
— Я собираюсь опустить тебя на землю. Не пытайся бежать, — голос Каина возвращает меня в реальность. То, что он выпустил меня из хижины, не означает, что он выпустит меня из поля зрения. О свободе остается только мечтать.
Сдержав свое слово, он осторожно опускает меня на землю, придерживая рукой за поясницу, чтобы я не упала.
— Теперь ты можешь снять повязку с глаз.
Я пытаюсь сделать, как он говорит, но мои руки так сильно трясутся, что задача становится невыполнимой. Он вздыхает, а затем его грубая рука касается моей.
— Позволь мне, — шепчет он необычайно мягким голосом.
— Хорошо, — сдаюсь я, пока он ловко развязывает узел. Закончив, он протягивает руку и прижимает меня к своей груди. Его член ощутимо впивается мне в поясницу, и меня охватывает желание протянуть руку и погладить его.
Плохая.
Плохая, Лилит.
— Хочешь поиграть со мной, Лилит? — хрипит он, проведя кончиками пальцев по моему животу. — Потому что я хочу.
— Что это значит?
— Я хочу посмотреть, как быстро ты умеешь бегать, — он наклоняется и проводит зубами по моей шее. — Я хочу почувствовать, насколько мокрой ты становишься, когда на тебя охотятся.
— А что насчет пари? — шепчу я, моя грудь трясется от усилий сохранить ровное дыхание. Он тихо мычит, нежно целуя мою шею. Я едва успеваю насладиться этим, как он заменяет губы зубами, болезненно вонзая их в мою плоть.
— Оу! Черт! — шиплю я, пытаясь импульсивно отодвинуться.
— Плохая, — бормочет он, усиливая давление, и я чувствую, как он прокусывает кожу зубами. Мои глаза закатываются к затылку, когда он сосет это место, жадно слизывая кровь языком.
— Такая сладкая, — стонет он, целуя рану в последний раз, прежде чем полностью отстраниться. — Не могу дождаться, чтобы попробовать тебя всю.
— Ты болен, — шепчу я, мои ноги грозятся подкоситься прямо на месте.
Это неправильно.
Чертовски неправильно.
Но тогда почему так приятно?
Его грудь трясется от смеха.
— Да, маленький цветочек. Я болен. И тебе это нравится, — воркует он, шлепая меня по заднице и отступая назад. — У тебя есть две минуты форы. Если ты доберешься до дороги прежде, чем я тебя поймаю, я отпущу тебя. Если ты не успеешь… — у него перехватывает дыхание. — Если ты не успеешь, то ты согласишься быть моей. Не будешь отгораживаться от меня. Больше никакого неповиновения. Только моя.