— Тебе нравится боль, — это риторический вопрос, но Лилит всё равно кивает.
Хорошая игрушка.
— Ты хочешь, чтобы я тебя вот так трахнул, Лилит? Чтобы унизил тебя? Чтобы наполнил тебя своей спермой, как нуждающуюся маленькую шлюшку? — у нее по спине пробегают мурашки, но на этот раз она не кивает в ответ. Волна гнева растекается по моим венам, и я выпускаю свою агрессию, нанеся ей по заднице сильный шлепок.
— Я задал тебе вопрос, цветок, — опускаюсь вниз, чтобы провести языком по покрасневшей коже. — Советую тебе ответить. Хочешь, чтобы мой член был внутри тебя?
Она судорожно качает головой, и мои зубы впиваются в ее шею. Приглушенный визг вырывается из нее, и она пытается высвободиться, но я крепко держу, усиливая давление, пока отчетливый медный привкус не покрывает мой язык.
Лилит стонет, расслабляясь от боли, и сильнее толкается бедрами в меня.
— Почему ты не можешь быть такой хорошей всё время? — я отстраняюсь, чтобы полюбоваться малиновыми следами от укусов на ее идеальной коже. — Так чертовски красиво.
Хватаю ее за бедра и притягиваю на край стола, направляя основание члена к ее входу. У меня текут слюнки при виде ее блестящей киски, и я ввожу головку внутрь нее. Лилит делает резкий вдох через нос, когда ее стенки сжимают мой член, медленно растягиваясь и приспосабливаясь к моему размеру.
— Такая хорошая девочка, — бормочу я, когда мои бедра касаются ее попки.
Лилит издает протяжный стон, когда я двигаюсь в ней мучительно медленно, чтобы она могла привыкнуть к наполненности.
— Твою мать, — шиплю я, теряя контроль, врезаясь в нее сильнее. — Твоя пизда так идеально сжимает мой член, Лилит. Так чертовски нуждается в моей сперме, — я наклоняюсь вперед, зажимая ее нос между большим и указательным пальцами.
Ее тело сопротивляется мне, инстинктивно борется, когда я перекрываю ей драгоценный кислород.
— Ты принадлежишь мне, Лилит. Всё, что у тебя есть… Всё, чем ты являешься… Всё мое, — я касаюсь губами ее уха. — Даже воздух, которым ты дышишь, принадлежит мне.
Дрожь пробегает по ее позвоночнику, ее влажные стенки сжимаются вокруг моего члена, когда она судорожно кончает. Я смутно ощущаю, как ее мышцы расслабляются, когда я продолжаю трахать, безжалостно врезаясь в заднюю стенку ее влагалища, прежде чем приближаюсь к своей разрядке.
Блядь. Я вошел всего пару раз. И вот мой член уже пульсирует внутри нее. Стон вырывается из моего горла, когда ее киска сокращается вокруг моего члена, вытягивая из меня всё до последней капли. Мое давление рукой на ее горло ослабевает, глаза Лилит открываются, когда она вдыхает полные легкие воздуха, и ее тело всё еще дрожит после оргазма.
— Моя девочка. Всегда так хорошо принимаешь мой член, — шепчу я, перекатываясь на спину и притягивая ее к груди. Я покрываю нежными поцелуями ее лоб и щеки, с любовью глажу руками ее прекрасное тело.
Лилит кладет щеку мне на грудь, и лениво проводит пальцами по линиям моих шрамов. Я смотрю украдкой, поражаясь тому, как потрясающе красиво она выглядит, обнаженная в моих объятьях. Я не знаю, что это за чувство – будто я проглотил солнечный шар, и его свет распространяется в каждой клетке моего тела, наполняя кожу теплом, а вены энергией и светом. И если прислушаться, клянусь, я могу услышать как вздыхает моя душа.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — она поглаживает пальцами мою грудь, заставляя меня дрожать своими прикосновениями.
— Что ты хочешь узнать?
Она посмеивается себе под нос.
— Всё, что угодно.
Она смотрит сквозь густые ресницы, и когда ее глаза встречаются с моими, мое сердце пронзает молния.
— Каким было твое детство?
Я чуть не рассмеялся.
— Ты хочешь знать о моем детстве?
— Ну, я уже знаю, что твой любимый цвет – черный, — она бросает многозначительный взгляд на мой полностью черный гардероб, и ее губы изгибаются в дразнящей улыбке. — Мы обсудили основы. Теперь я хочу узнать тебя настоящего.
Я качаю головой, притягивая ее крепче к своей груди.
— До того, как умерла моя мать всё было хорошо. У нас было не так уж много денег, но мы были счастливы, и я никогда не сомневался в ее любви ни к моему отцу, ни ко мне, — когда произношу последнее слово, во рту появляется горький привкус, и я стараюсь не обращать внимания на раздражение под кожей. — Моя мать была из чрезвычайно богатой семьи, у которой были деньги с давних времен, но от нее отреклись, когда она вышла замуж за моего отца. Однако это не помешало ему использовать ее фамилию в своих целях, — рык так и рвётся из моего горла. — Фамилия Хеллфайр в этом городе на вес золота, и он это знал. Возможно, именно поэтому отец и преследовал ее.
Когда я, наконец, возвращаю взгляд на нее, глаза Лилит становятся размером с блюдца.
— Твоя фамилия – Хеллфайр? В смысле «Hellfyre»4?
Я киваю, от обиды у меня сжимается желудок.
— Да. Хотя прошли десятилетия с тех пор, как я с кем-либо контактировал из своей семьи.
Мои мысли возвращаются к квартире тети Глэдис, оформленной в кошачьем стиле, в которой я часто бывал, и у меня бегут мурашки по коже.
— Они знали…? — остальная часть вопроса вертится у нее на языке, хотя ей не нужно озвучивать его, чтобы я понял то, что она имеет в виду.
— Знали ли они, каким был мой отец? Да. Они предпочитали делать вид, что нас не существует. Что меня не существует. Если бы ты их спросила, они бы сказали, что у них никогда не было дочери. Они даже на ее похороны не пришли.
— Каин…
Мне жаль, вот что она хочет сказать. Я рад, что она этого не делает, и благодарен, что она не произносит эти два слова, способные сломить меня. Она хочет помочь мне избавиться от боли, как она делает это со всеми своими пациентами. Лилит – человек, которому пришлось наблюдать за убийством своих родителей. Она такая нежная, такая хорошая, что иногда рядом с ней забываю, кто я такой, обманывая себя тем, что пребывание в ее присутствии делает меня лучше.