Убить.
Убить, убить, убить, убить, убить, убить.
Дверь в моем сознании распахивается.
Только на этот раз я приветствую безумие. Я позволяю ярости и злобе закипеть в моих венах, сжечь меня изнутри, пока всё, чем я являюсь и всё, чему принадлежу, не превратиться в дьявольское пламя.
Я поворачиваюсь к человеку, которого когда-то считал своим лидером, своим другом, и смотрю ему прямо в глаза, направляя дуло пистолета в его предательское сердце.
И мой разум успокаивается, когда я нажимаю на спусковой крючок.
БАХ!
Я бросаю взгляд на дверь, понимая, что слышу звук выстрела, даже если он приглушен толстой дубовой дверью. Мужчина, приближающийся ко мне, скалит зубы в рычании, по-видимому, его не волнует, что происходит в главном зале.
— Вблизи ты еще красивее, ты знаешь это, куколка? — воркует он, останавливаясь в нескольких футах от меня. — Я понимаю, почему Каин держал тебя взаперти так долго.
Когда он подходит ближе, я узнаю в нем одного из парней, который ходил за Каллумом всю ночь. Татум, кажется?
— Отойди от нее, гад! — кричит Карлотта, одновременно отбиваясь с не менее устрашающим другом Татума. Ей удается ногтями полоснуть его по лицу, и он издает шипение, когда из раны сочится кровь.
— Чертова сука, — бормочет он, ударяя Карлотту тыльной стороной ладони в висок. Она гаснет, как фонарь, и он ворчит, когда ее тело безвольно падает ему на грудь.
Раздается еще один приглушенный выстрел, и на этот раз взгляд Татума сосредоточен на двери. — Что там за хрень творится…
— Наверное, Каин получил по заслугам, — друг Татума пожимает плечами. — Я бы не стал беспокоился об этом, чувак.
— Да, ты прав… — взгляд Татума возвращается ко мне, и на его лице снова появляется злобная усмешка. — В любом случае, с нашей стороны было бы глупо отказаться от подарка Каллума.
Друг смеется, бросая тело Карлотты как куклу на пол. Ее голова сильно ударяется о плитку, и страх в моих венах сменяется волной ярости.
— Ах, ты мудак! — кричу я, делая выпад в сторону, готовая наброситься на него. Мне удается задеть ногтями его лицо, прежде чем Татум отталкивает меня, и с легкостью швыряет мое тело через комнату, как бейсбольный мяч. Моя голова ударяется о зеркало, и в моих висках нарастает резкое давление.
Я смутно осознаю, что Татум приближается ко мне, но не могу пошевелиться, поскольку зрение то появляется, то пропадает. Я как будто во сне, будто мое тело мне не принадлежит, и я не могу заставить себя пошевелиться.
— Ты за это заплатишь, маленькая сучка, — его глаза становятся черными, как смоль, когда он наклоняется ко мне и сжимает мои плечи своими огромными ладонями. Больно, но не так сильно, как острая боль в виске.
Кусок от разбитого зеркала хрустит под ботинком Татума, и я вдруг понимаю, что мне нужно сделать, чтобы выжить.
Одной рукой касаюсь его лица, соблазнительно опуская ресницы, как это делали девушки в клубе.
Татум выглядит удивленным изменением моего поведения, но, похоже, не задумывается об этом. Его раненый друг давно забыт, он наклоняется ближе, слегка ослабляя хватку.
— Каин тренировал тебя, да? Ты будешь хорошей покладистой шлюхой?
Желчь грозит выплеснуться изо рта, но я молча киваю, надеясь, что он примет дрожь отвращения, пробегающую по мне, за трепет желания. Его рот прижимается к моему, и, хотя всё, чего мне хочется, – это оттолкнуть его и блевануть, я прижимаюсь к нему в ответ. Он настолько зачарован, что не замечает, как другой рукой я незаметно подбираю с пола большой осколок стекла. Неровные края режут мою кожу, но я не чувствую боли, когда направляю руку так, как Каин показывал мне несколько дней назад. Это не кинжал, но я надеюсь, что эта техника применима ко всему острому и режущему.
Делаю глубокий вдох и слегка отстраняюсь, опуская ресницы и пытаясь выглядеть милой, чтобы он ничего не заподозрил. Его рот искривляется в ухмылке, когда он наклоняется для поцелуя. И в этот момент я резким движением втыкаю зеркало в его плечо.
Рана не очень глубокая, но шока от этого достаточно, чтобы заставить его отступить. Вскрикнув от боли, он поднимает руку и зажимает пальцами рану, пытаясь остановить кровь, сочащуюся оттуда.
— Гребаная тварь, — шипит он в ярости. — Ты заплатишь за это.
Он делает шаг ко мне, и в этот момент дверь ванной с грохотом распахивается, разлетаясь в щепки. Каин врывается внутрь, и жуткая энергия распространяется по комнате, когда он встречается со мной взглядом.
— Он прикасался к тебе?
У меня даже нет времени кивнуть. Взглянув на меня, он поворачивается к Татуму с выражением лица, которого я никогда раньше не видела. Ни отвращения, ни ярости, ни даже ненависти. Что-то темное… дьявольское.
— Слушай, чувак, я просто выполнял приказ, — Татум поднимает руку, защищаясь, когда Каин делает шаг к нему. — Если какие-то проблемы, то это к Каллуму, я ни при чем.
Каин слегка наклоняет голову, закидывает руку за голову, и в этот момент я замечаю рукоять кинжала, торчащую из-под его плеча. Окровавленными пальцами он сжимает рукоять, не отрывая взгляда от Татума.
— Пытаешься меня запугать? Иди ты на хуй, — шипит тот, с надменным выражением лица скрещивая руки на груди. — Я правая рука Каллума. Ты не…
Всё происходит так быстро, и я осознаю то, что Каин перерезал ему горло, только тогда, когда Татум отшатывается назад, задыхаясь от нехватки кислорода, покидающего его тело сквозь тонкий порез под кадыком. Широко раскрыв глаза, он обхватывает себя руками за шею, рот открывается и закрывается, как у рыбы, когда он пытается дышать через перерезанное горло. Кровь стекает по его рукам, заливая воротник кожаной куртки. Тошнотворный булькающий звук заполняет пространство, и мой желудок переворачивается, когда я вижу, как его лицо бледнеет.
Каин встает передо мной, заслоняя собой умирающего.
— Закрой уши, цветок, — я хмурюсь, когда Каин закрывает мне уши моими же руками. — Закрой глаза и пой. Тебе не нужно знать, что произойдет дальше.