«Какая милая женщина, – подумала Джулия. – Неудивительно, что она любимая сестра Брэда». «Гибралтарская скала», так он ее называл. Битси выглядела так, будто защищала каждую пядь своей территории, в то время как весь спокойный вид Эбби показывал, что ее территория неприкосновенна. Что касается мужей, решила Джулия, то Дрексель явный хитрец. Мягко стелет, да жестко спать. Сет Эмори был единственным, кто выглядел так, как, с точки зрения Джулии, должны выглядеть бостонцы. «Но главный вопрос, который их занимает, – подумала она, – это – какая я, и почему Брэд так бесцеремонно бросил ради меня невесту».
Она оглянулась в поисках мужа, и увидела, что он стоит спиной к камину и наблюдает за ней. Его улыбка напоминала хлыст, подстегивающий ее, чтобы она продолжала в том же духе. Потом он жестом велел Томасу налить еще шампанского и повернулся, чтобы взглянуть на часы. Без пяти пять, а Роуз предупредила Джулию, что ужин начинается ровно с первым ударом часов. Неужели ее свекровь появится здесь только для того, чтобы провести их всех в столовую, не успев спросить даже «Как поживаете?». Но Брэд убедительно просил ее постараться завоевать ее симпатию, хотя он и завлек ее на территорию, которая оказалась густо заминированной. Его постоянные взгляды на часы увеличивали ее беспокойство и уверенность в том, что муж до смерти боится своей матери.
И в тот момент, когда прелестные старинные часы ударили в первый раз, двойные двери распахнулись и все повернулись к ним. На мгновение Джулия подумала, что сейчас все дамы сделают реверанс, потому что стоящая в дверях женщина была величественна в полном смысле этого слова. Джулия сразу увидела, от кого Брэд унаследовал свои глаза, рост и элегантность. Его мать была не меньше шести футов ростом, держалась она надменно и просто подавляла своим присутствием. Что вовсе не помешало Дрекселю Адамсу театрально прошептать:
– Бог ты мой! Да она уже в трауре! – Это все прекрасно расслышали.
Черный туалет леди Эстер был потрясающе элегантен: тонкий шелк под прозрачным шифоном, оборки у горла и на рукавах. Ожерелье из пяти ниток жемчуга в виде ошейника на уже стареющей шее, в центре – огромный сапфир в бриллиантовом обрамлении; из-под волос, белых, как только что подсиненные простыни, свисали такие же серьги: Волосы зачесаны назад и коротко подстрижены. В лице проскальзывало что-то орлиное, яркие глаза, кинжальный взгляд. Губы тонкие, но умело подкрашенные, чтобы выглядеть полнее. На удивление, у нее почти не было морщин, и строение лица говорило о необычной былой красоте. Выражение – высокомерное и командирское, как и ее голос, когда она, стукнув тростью с серебряным набалдашником об пол, потребовала:
– Что ж, сын мой. Я жду, когда ты представишь мне свою жену.
Брэд оказался около нее со скоростью, которая принесла бы ему золотую медаль на Олимпийских играх. Мать протянула руку, он ее поцеловал. Затем он поцеловал ее в губы, и, как заметила Джулия, мать придержала его лицо рукой, затягивая поцелуй до такой степени, что лицо у Джулии стало гореть. Когда она его отпустила, он подал ей руку, на которую она оперлась, входя в комнату при общем почтительном молчании. Он подвел ее к большому старинному креслу в григорианском стиле, на него, как заметила Джулия, никто не садился, и подставил ей под ноги скамеечку на гнутых ножках. Она отдала ему трость, и он прислонил ее к креслу. Затем она снова ему улыбнулась так, что Джулия сжала зубы, кивнула и произнесла:
– Теперь можешь представить мне свою жену.
«Да не может такого быть! – подумала Джулия. – Мне что, преклонить колени?» Выражение лица подошедшего к ней мужа говорило, что она должна преклонить все, что угодно. Ухватив ее за локоть, он потащил ее к креслу с такой скоростью, что она зацепила каблуком подол и едва не упала. Она услышала сдавленный смешок Битси, и ей захотелось убить их обеих.
– Это Джулия, мама, – произнес Брэд голосом вышколенного слуги.
Джулия встретилась взглядом с глазами, которые унаследовал Брэд, только куда более проницательными и острыми. Она не опустила взгляда, решив не склоняться перед этой женщиной. Она никогда ни перед кем не склонялась и не собирается это делать сейчас! Она смотрела на нее не мигая.
Тут леди Эстер улыбнулась, и Джулия почувствовала толчок, как будто лопнули связывающие ее путы.
– Иди и поцелуй меня, девочка, – сказала леди Эстер, подставляя щеку. Коснувшись губами сухой щеки, Джулия узнала духи. «Флорис Ред Роуз». Выпрямляясь, она почувствовала, как сильные пальцы ухватили ее за подбородок, а глаза впились в ее лицо с такой силой, что она ощутила беспомощность. Теперь ты знаешь меня, говорили эти глаза, покажи же мне, кто ты…
– Да, ты красива, тут не может быть двух мнений, – провозгласила леди Эстер удовлетворенно. – Мой сын не преувеличивал. Добро пожаловать в Бостон, Джулия. Надеюсь, ты будешь счастлива с нами.
«С нами?» – подумала Джулия.
Леди Эстер одарила ее милостивой улыбкой.
– Брэд, дорогой мой мальчик, подвинь-ка сюда стул, – приказала она, не глядя на него!
– Спасибо, милый, – сказала Джулия, устанавливая свое собственное господство.
Тут леди Эстер протянула руку на манер хирурга, ждущего, что в нее вложат нужный инструмент. В ее случае это оказалась пара очков, которые подала Битси, занявшая позицию позади кресла, эдакая постаревшая фрейлина. «Значит, такова ее роль в этой семье», – подумала Джулия.
Надев очки, леди Эстер заметила с грубой прямотой, которую Джулии приходилось встречать только среди аристократов:
– Я видела волосы именно такого оттенка всего однажды. – Голос тоже был подходящим. Высокий, слышный далеко, из тех, который никогда не понижается, потому что все недостойные и так не в состоянии ничего уразуметь. – Она тоже была нечто особенное.
Джулия вся внутренне кипела. «Почему не исследовать меня на предмет определенного жирового состава и покончить с этим? И Брэд все это допускает! Убить его мало!»
Но леди Эстер следующими словами выпустила из нее весь пар.
– Моя милая, – сказала она с теплотой, – я так счастлива, что мой сын выбрал себе, в жены англичанку. Моя любимая родина там много для меня значит. – Неожиданно в ее глазах появилось множество искорок, целый Млечный Путь. – Теперь я не буду в меньшинстве.
Джулия мигнула под напором обаяния, обрушившегося на нее с предельной точностью, и именно в наиболее чувствительном месте.
– Помню, как я впервые приехала в Америку, – принялась вспоминать леди Эстер. – Мне тогда казалось, что меня взвешивают на весах и все время обнаруживают недовес. Но я понимаю моего сына.
– Вы очень добры, – пробормотала Джулия.
– Я чрезвычайно редко добра, моя милая, но я всегда честна. – Она замолчала, потому что Томас склонился перед ней с единственным стаканом на подносе, в котором находился, по-видимому, тоник. – Нет, не надо, – отмахнулась от него леди Эстер. – Сегодня я буду пить шампанское, как и все.
– Но, мама, доктор Веннер сказал… – начала Битси.
– Я хорошо знаю, что сказал доктор Веннер, точно так же как я знаю, что я буду делать. Шампанского, пожалуйста, Томас.
Повернувшись к Джулии, она произнесла доверительно:
– Все из-за моего злосчастного артрита. Мне запрещен алкоголь. Но не сегодня. Не могу же я поднять тост за моего сына и его молодую жену бокалом минеральной воды?
Томас приблизился с шампанским.
– А, уже лучше. Это Тайттинджер, Томас?
– Разумеется, миледи.
Леди Эстер протянула руку к своей трости и постучала ею по ножке кресла. Хотя нельзя сказать, чтобы кто-то отвлекся. Она подняла бокал. Все последовали ее примеру.
– За моего сына и его жену, – провозгласила она.
Все выпили. Создавалось впечатление, будто объявили амнистию. Все расслабились. Джулия не знала, что и подумать. Леди-дракон неожиданно превратилась в добрую волшебницу, Она почувствовала, что обаяние леди Эстер действует на нее, что она раскрывается, охотно поддерживает разговор, старается угодить свекрови и млеет от ее откровенного одобрения.