- Это было её сердце? – спросил юноша.
- Да, её. По крайней мере, орган этот у неё был, чего не скажешь о сердечности… Потом я попал в приют. Не буду вдаваться в детали, скажу только, что моя жизнь была там адом. Адом и болью. Меня спасал один только Альберт, который тоже был его воспитанником. А потом, как мне казалось, как казалось всем приютским, наступила светлая полоса. Меня усыновила одна… женщина. Мне тогда было одиннадцать. Жаль было расставаться с Альбертом, но я надеялся, что теперь жизнь станет лучше. Конечно, родителей и семьи никто не заменит, но, хотя бы, ад детского дома останется за спиной. Я так думал…
- Она сделала тебе что-то плохое?
- Можно сказать и так… Франческа, так звали и, пока что, зовут мою приёмную мать, никогда не относилась ко мне, как к своему ребёнку, да и как к ребёнку вообще. Всего, вмести со мной, у неё было пятеро детей, и только один из них был родным. Сэм… - парень поморщился, произнося это имя. – Тот ещё козёл и моральный урод. Но мамочка не чаяла в нём души. А вот он того не заслуживал… Ему было шестнадцать и он, как говорят, барыжил, толкал наркоту. На самом деле, мне бы было глубоко плевать на это его «хобби», если бы на него не вышла полиция… а моя «дорогая мама» не перевела все стрелки на меня. У полиции не было ничего на самого Сэма, наводка была только на дом. Потому Франческа и выбрала козла отпущения среди своих приёмных детей и жребий пал на меня. Несмотря на то, что мне на тот момент едва исполнилось тринадцать, они забрали меня. Я отправился в колонию и должен был находиться там до семнадцати лет. Четыре года – не так уж много, вот только… если бы я остался там на весь срок, меня бы уже не было. Унижения и насилие вновь вернулись в мою жизнь, только стали гораздо более сильными. И никому вокруг не было дела до того, убьют ли меня, избивая в очередной раз до такой степени, что у меня всё тело было синего цвета. Я не выдержал. Я сбежал.
Парень снова замолчал и затянулся дымом, после чего потушил сигарету об дверной косяк и бросил в пепельницу, которых по всему дому было расставлено не меньше сотни.
- Сбежав оттуда, я устроился работать в кафе к двум мужчинам, братьям. Я больше всего в жизни боялся того, чтобы вернуться за решётку, и они этим пользовались. Но об этом в другой раз. Пока ты узнал достаточно, чтобы правильно отнестись к тому, что увидишь и услышишь.
Тео какое-то время молчал, думая об услышанном, потом поднял на Билла глаза и спросил:
- Там она, твоя приёмная мать? – юноша указал на дверь в подвал.
- Да, - кивнул Билл. – А теперь, пошли.
Парень открыл дверь и подтолкнул пленника внутрь. Тео сглотнул и шагнул вперёд, спустился на несколько ступеней и замер, цепляясь взглядом за скукоженную фигуру в углу.
- Иди, Тео, - произнёс Билл, мягко подталкивая юношу в спину, между лопаток.
Тео сглотнул и пошёл дальше, спустился на пол подвала.
Кареглазый парень подошёл к сидящей в углу женщине и взял ведро, которого Тео до этого не заметил. Билл окатил «маму» водой и она проснулась, вскрикивая, отплёвываясь.
- Ещё раз здравствуй, «мама», - жутким голосом произнёс кареглазый. – Я же говорил, что вернусь. А я, в отличие от тебя, всегда держу обещания.
- Я… - попыталась произнести женщина, но Билл рявкнул на неё так, что Тео дёрнулся и весь сжался, хоть слова были обращены и не к нему.
- Ты, Франческа, обещала любить меня и оберегать, как родного сына, а, вместо этого, держала в качестве бесплатной домработницы, а потом сослала в эту чёртову колонию, чтобы прикрыть зад твоего ублюдка-сыночка.
- Не говори так! – крикнула женщина. Даже в таком положении мать остаётся матерью и продолжает защищать своего ребёнка, свою плоть и кровь. – Он…
Билл подошёл и ударил женщину в лицо. Она всхлипнула-пискнула и замолчала, из носа потекла кровь. Тео стоял, практически не дыша, смотря огромными глазами на происходящее. Юноша чувствовал, как холодеют ладони.
- Проси прощения, «мама», - с отвращением произнёс кареглазый.
- Отпусти меня, прошу… - прошептала женщина.
- Неправильно, - ответил парень, оттолкнув женщину ногой. – Ещё раз.
- Прошу тебя…
- Назови меня по имени, - холодно произнёс Билл. – Или ты его не помнишь, а, «мама»?
- Помню… Билл.
- Я рад, - бесцветно отозвался кареглазый.
- Зачем ты это делаешь? – всхлипывая, спросила женщина.
Она была в этом доме уже не первый день и успела хорошо понять, что просто так ей отсюда не выйти. Кто бы мог подумать, что слабенький, хилый мальчишка, которому так подходило уничижительное «змеёныш», вырастет в настоящего Змея? Она даже подумать не могла о том, что парень станет мстить ей, ровно как она и не думала о том, каково ему, тринадцатилетнему ребёнку, придётся в колонии.