Успокоительно отупляло и сковывало всё больше и больше, потому юноша пропустил тот момент, когда доктор ушёл, а потом звать было уже поздно. Полежав несколько минут, сходя с ума от ужаса, дрожа и захлёбываясь слезами, Тео медленно, неуклюже сполз с кровати на пол. Он встал, но ноги подкосились, и он встал на четвереньки, пополз к стене и снова забился в дальний угол, вжимаясь в него, обнимая свои колени.
Тео не понимал, что происходит с его психикой и телом. Он ничего не понимал, ничего не видел. Его сковал дикий ужас и желание убежать отсюда, но сил на это не было. Всё тело ломало, крутило, словно пропуская через тупую мясорубку с огромными лопастями.
Он практически не чувствовал ступней и кистей рук – пусть обморожение, на удивление врачей, оказалось не таким сильным, как следовало ожидать, но они до сих пор были несколько онемевшими, их кололо тысячей игл и жгло. А всё тело, каждый самый мелкий сустав выкручивало ужасной ломкой. Тео не понимал этого, не думал об этом, но за время, проведённое в доме Змея, он успел приобрести серьёзную наркотическую зависимость и теперь его организм требовал сладкого опиумного яда.
Ему было жутко, просто жутко. Стены давили, тишина оглушала. Он не понимал, где он, он не помнил, как он сюда попал. Даже воспоминания о ледяном лесу, в котором он едва не уснул вечным сном, куда-то запропастились, ушли за грань сознания. Он помнил только его, Билла. Своего Билла. И он хотел обратно, потому что только рядом с ним не было страшно, только рядом с ним он теперь умел жить. А его не было. И пусть сумеречные воспоминания блуждали на границе между сознанием и бессознательным, напоминая о том, что парень бросил его умирать в лесу, Тео хотел обратно. Он хотел к нему. Без него он уже не умел.
Тео не понимал, как попал сюда, в больницу, почему он здесь. Он был без сознания, когда его привезли, и пробыл в таком состоянии ещё три дня. Его, еле живого, околевшего, нашёл в лесу лыжник. В десятке километров от того места находилась спортивная база, а в этом лесу проходили тренировки. Билл точно знал, где пролегают маршруты спортсменов, и оставил Тео на достаточно расстоянии от этих мест. Но этот лыжник, ставший настоящим ангелом хранителем Тео, ужасно не выспался и решил схитрить, срезать больший отрезок пути. Таким образом, попытка обмануть строгого тренера спасла юноше жизнь, потому что ещё полчаса, и он бы уже никогда не проснулся.
В общей сложности Тео провёл в ледяном лесу более четырёх часов, без одежды, на пятнадцати градусном морозе. Но он смог выжить. Выжить каким-то неведомым образом и даже не остаться без рук-ног, хотя конечности его уже и были неприятного синеватого оттенка на тот момент, когда нерадивый лыжник обнаружил юношу.
Новогоднее желание сбылось.
Глава 35
Глава 35
Время шло. Первые три недели Тео не показывал никаких психических улучшений, состояние его было на прежнем уровне и пугало врачей. Зато физическое состояние юноши, вопреки страху эскулапов, быстро пошло на поправку. Несмотря на жуткое переохлаждение почек, которые практически не функционировали на момент поступление Тео в больницу, теперь органы работали хорошо, как и прежде.
Улучшения начались на четвёртой неделе пребывания Тео в больнице. Он начал складно отвечать на вопросы врачей, перестал всё время плакать. Была только одна беда – юноша наотрез отказывался спать на кровати, и всё время проводил, сидя в дальнем углу палаты. Потому медицинскому персоналу пришлось пойти на уступки и передвинуть постель к стене в тот самый угол, чтобы юноша спал не на полу, а на кровати. Это сработало.
Постепенно, наркотическая зависимость начала отпускать его, ломки сошли на нет, тело полностью восстановилось, чего нельзя было сказать о душевном состоянии Тео. Единственным проявлением пугающей нормальности, которая настораживала докторов, было то, что юноша каждый день, в одно и то же время, вдруг становился невероятно спокойным, словно в его мозгу что-то переключалось, и просил отвести его в душ. Врачи разводили руками и выполняли просьбу. А в тот единственный раз, когда ему отказали, у юноши случилась истерика. Он рыдал и кричал, что он грязный и не хочет таким быть. Больше доктора не отказывали ему. А вскоре перевели в палату с душем и туалетом, чтобы пациент мог самостоятельно справляться с собственной гигиеной.
Он долгое время не подпускал никого к себе, смотрел на всех волчонком из-за стёкол очков, которые ему изготовили, и трясся при малейшем намёке на чужое приближение, начинал плакать. Потом у него случился перекос в другую сторону. В один день Тео просто встал с кровати и обнял доктора, который пришёл к нему, начал жаться к мужчине, ластиться, просил не уходить, не оставлять его. Даже попытался поцеловать. Доктор испугался такого поведения пациента, мягко оттолкнул его и попросил вернуться в постель. Итогом была истерика такой силы, подобных которой ещё не было.