- Тео, прошу тебя, - снова заговорил Карл, голос его начал звучать серьёзно, он был пропитан горечью. – Прошу тебя, расскажи, что с тобой случилось. Я клянусь тебе, что накажу этих ублюдков. Они у меня в тюрьме сгниют.
Тео вздрогнул и сжался сильнее, прижимая колени к груди. При упоминании о недавнем прошлом у него внутри что-то переворачивалось, скукоживалось.
«Этот Змей – ублюдок, - слова дяди, которые он сказал Тео когда-то, вспыли в памяти юноши. – Он вырезает глаза и сердца. Он – настоящая больная тварь. Больная тварь… Ублюдок… Он делает своим жертвам тату на левой стороне груди в виде чёрной змеи. Потому его и прозвали Змеем. Змеем… Змей… Билл…», - слова дяди смешались в голове с собственными мыслями. Юноша всхлипнул и закрыл глаза.
- Тео? – взволновано обратился Карл к Тео. - Тео, что с тобой? Тебе плохо? Ты что-то вспомнил?
- Я… - сдавленно произнёс юноша. – Я ничего не помню. Ничего. И не хочу вспоминать. Прошу тебя, никогда не проси меня вспомнить.
- Но, Тео, - возразил мужчина. - Тебя похитили и держали где-то четыре месяца. Тео, тебя кололи наркотиками и…
Мужчина запнулся. Ему не хватило духа произнести вслух то, что юношу насиловали, либо склоняли к сексуальной близости под действием дурмана. Врачи точно сказали, что подобные действия проделывали с Тео, и не раз. Но сам Тео упорно молчал.
Он не сказал ни слова о том, что происходило с ним в эти четыре месяца в доме Билла. Не сказал ничего о самом Билле. Он не хотел это рассказывать. А когда его пытались разговорить врачи или сотрудники полиции, юноша говорил, что ничего не помнит, а, если они оказывались чрезмерно настойчивы, он закатывал истерику. Всякий раз им приходилось отступать, потому что, как бы ни было важно раскрыть дело о похищении, здоровье Тео было важнее.
- Тео, - снова заговорил Карл, - прошу тебя, расскажи мне.
- Отстаньте от меня, - ответил Тео.
- Тео…
- Нет, - он помотал головой. – Нет…
- Тебе больно об этом говорить? Тео, с нашим отделом сотрудничает отличный психолог, он – мастер в подобных вопросах. Он поможет тебе.
- Мне не нужна помощь, - сквозь зубы процедил юноша и закрыл глаза.
В носу защипало. Наружу рвались слёзы и это чёртово, преследующее его: «Верните меня к нему». Но юноша больше не говорил этого вслух. Он уже понял, что он здесь, а Билл где-то там, далеко. Но от этого желание вновь оказаться в его уютных, защищенных объятьях не становилось меньше.
И здесь не помогали ни приёмы у психиатра, ни консультации психолога. И у того, и у другого Тео упорно молчал и открывал рот только тогда, когда его просили ответить на вопросы очередной методики, которая помогала следить за его психическим здоровьем, но ровным счётом ничего не могла рассказать о том, что с ним произошло. Это было тайной – его тайной… их тайной. И он лелеял этот секрет невозможно трепетно, потому что он был тем единственным, что связывало его теперь с Биллом. Тео не мог забыть своего мучителя. Он был по-прежнему нужен ему сильнее, чем кислород. Но его не было. Тео понимал, что он не может никак вернуть парня и потому перестал звать его. Но это ничего не могло изменить. Билл был его болезнью – той болезнью, которую не способны вылечить даже самые сильные препараты, разве что умелый психоаналитик, который мог бы объяснить юноше, что всё это – лишь травма, Стокгольмский синдром. Но ни один специалист не мог помочь Тео, потому что он продолжал молчать. Оставалось лишь время, которое, как известно, всё лечит. Но и на это Тео не надеялся. Он, вообще, ни на что не надеялся. Он жил прошлым, он жил ТАМ, в доме своего мучителя, который стал для него самым важным в жизни, единственно важным, и бросил замерзать в ночном лесу.
Тео даже ни разу не анализировал поступок Кофмана. Он не думал о том, что парень бросил его умирать, замерзать, зная, что у юноши нет шансов выжить. Он бросил его, как щенка, вещь. Тео не думал об этом. Воспоминания об этой ночи вроде бы были в голове юноши, но они находились как-то отдельно от всего остального. Его психика словно разделилась на несколько частей. Одной частью его были воспоминания о жизни в доме Билла. Второй – память о той самой ночи в ледяном лесу, когда он метался и медленно замерзал, умирал, рыдая навзрыд и умоляя мучителя вернуться. Третьей частью юноши была память о его жизни до Билла, и эта часть теперь оказалась самой ненужной и заброшенной. Он вообще не думал о том, что было «до» и совершенно не стремился к тому, чтобы вернуться к нормальной жизни. Четвёртой и последней составляющей Тео было настоящее - смутное настоящее, жизнь в больничных стенах и попытка найти защиту, тепло, которых юноше так катастрофически не хватало. Но, вопреки логике, он не искал покровительства у Карла, который был его единственной родной душой. Юноша искал тепла и ласки у медперсонала, людей, навещающих других больных, у кого угодно, но только не у дяди. Карл вдруг стал ему чужим. И мужчина это, к сожалению, чувствовал.