- Я учту, - ответил Тео и… рассмеялся.
Психика юноши не выдержала, он закрыл лицо ладонями, продолжая заходиться приступами смеха, а по щекам вновь покатились слёзы. У него началась самая настоящая истерика. Он смеялся и плакал, дёргаясь всем телом, заставляя мышцы живота конвульсивно содрогаться от нездорового хохота, распаляя собственную боль ещё больше, но не чувствуя этого.
Билл стоял над дёргающимся юношей, молча и беспристрастно наблюдая за тем, как кирпичик за кирпичиком рушится его психика и ломается личность, погребаясь под этим завалом.
Минут через десять Тео перестал смеяться и теперь только плакал: громко, надрывно, продолжая дёргаться всем телом от этих эмоций. Он сейчас не чувствовал ни боли, ни унижения – ничего. Психика мальчика защитилась, как смогла, вместо того, чтобы дать ему сломаться, спровоцировав внутренний взрыв, который обязывался освободить юношу, снизить градус напряжения и страха от пережитого за последние недели.
- Ты, правда, странный, мой больной мальчик, - произнёс Билл, когда Тео слегка поутих. – А теперь вставай и иди, ты возвращаешься в подвал.
Несмотря на то, что Тео казалось, что он даже встать не сможет, он сделал это и даже не покачнулся, стискивая зубы от боли, но молча. Билл грубо схватил его под локоть и потащил в сторону его темницы. Сейчас юношу не смущало даже то, что его джинсы были по-прежнему спущены и мешались при ходьбе. Он был словно в тумане, но не в том, к которому привык. В голове было пусто, и даже гул сердца, казалось, стал тише, смазался в глубине груди. Он механически шёл туда, куда тащил его мучитель.
Заведя Тео в подвал, Билл отвёл его к тому самому углу, где юноша любил сидеть, и обратился к нему, наконец-то, отпуская:
- Штаны надень. Я сейчас позвоню другу – он врач, он приедет и осмотрит тебя.
- Зачем? – механически спросил Тео.
- Не задавай глупых вопросов, - ответил Билл. – Раз я так сказал, значит, так надо.
Тео едва заметно кивнул и хотел было сесть, но вспомнил о том, что это сейчас не лучшая идея и просто прислонился к стене, так и не надевая ни штанов, ни, хотя бы, трусов.
- Штаны надень, - повторил Билл, видя несколько отуплённое состояние юноша. – Попадёт грязь, беда будет. А трусы и штаны у тебя чистые.
«Но разве не этого ты добиваешься?», - подумал Тео, но сил на то, чтобы озвучить вопрос не было.
- Сейчас я кое-что дам тебе… - произнёс Билл и снова поднялся в дом.
Вернувшись, парень взял руку Тео и повернул внутренней стороной вверх, беря уже подготовленный и наполненный шприц и легко протыкая иглой тонкую кожу юноши. Тео даже не моргнул, почувствовав это.
- Теперь станет легче, - зачем-то сказал Билл, отпуская руку Тео.
- Спасибо, - бесцветно ответил юноша и кивнул.
Подождав минут десять, чтобы препарат начал действовать, кареглазый вновь подошёл к Тео, взгляд которого стал ещё более расфокусированным, отуплённым. Он заглянул в его синие, ничего сейчас не выражающие глаза и негромко произнёс:
- Странный мальчик.
Парень немного помолчал и добавил, протягивая руку и касаясь щеки юноши:
- Мышонок.
Глава 19
Глава 19
- М-да, - задумчиво произнёс Альберт – друг Билла, опускаясь перед Тео на корточки и заглядывая юноше в лицо.
Альберт Штагельберт был высоким накачанным блондином с пронзительными голубыми глазами, да ещё и обладал совершенно незаурядным умом, что делало его практически идеалом в глазах смотрящего. Хирург по профессии и мультиспециалист по факту – парень был настоящим докой в любой области медицины, даже в гинекологии, которая, отчего-то, была наименее симпатична ему. Помимо этого он был полиглотом и свободно владел семью языками – один бог мог знать, как ему удалось их выучить в условиях детского дома, где они и познакомились с Биллом.
Когда Билл попал в приют, он практически сразу сдружился с уверенным в себе и таким не похожим на других озлобленных и забитых детей Альбертом. В детских домах, и дом №13 не был исключением, наблюдалась большая текучка обитателей, но это никоим образом не касалось Штагельберта. Он угодил в этот приют в трёхлетнем возрасте, до этого прожив три года в доме малютки, и оставался там практически до совершеннолетия. Отчего-то, никто не хотел брать себе симпатичного, но чрезмерно умного и характерного мальчика. Дети приходили и уходили, а Альберт оставался. За годы, прожитые в приюте, он успел стать своего рода хозяином этого места, тем, кто всё знал и мог помочь, а мог и превратить существование в этих стенах в ад. Но последнего он никогда не делал.