- Из тебя сейчас будет вытекать, - сказал кареглазый. – Вставай и в душ. Я не хочу, чтобы ты испачкал мне постель.
Это было обидно и подчёркивало грязность Тео, ощущению которой юноша так противился. Он непонимающе взглянул на мучителя, но не стал ничего говорить, вставая.
Билл тоже встал и быстро надел трусы, после чего подошёл к юноше, касаясь его плеча.
- Давай, иди, - скомандовал кареглазый.
Тео, молча, развернулся и пошёл, морщась от лёгкой боли сзади и от ноющего возбуждения, которое в десятки раз острее ощущалось при ходьбе. Билл пошёл за ним, бросая на юношу взгляд у дверей ванной комнаты и цепляясь им за белёсые капли собственной спермы, стекающие по его ногам.
- Прими душ, - напомнил кареглазый, когда они зашли в ванную. – И, - он бегло взглянул на его всё ещё напряжённо налитый член. – Не смей к себе прикасаться.
Договорив, парень отошёл к двери и прислонился к косяку, снова сладко затягиваясь крепким дымом.
Глава 23
Глава 23
Теперь Билл трахал Тео каждый день, как он называл это про себя, а иногда и вслух, «объезжая» мальчика. Юноша не задавал лишних вопросов, покорно ложась в постель с мучителем. Иногда парень видел страх и даже слёзы в глазах юноши, но Тео не позволял себе заплакать или попросить, чтобы его не трогали. Каждый раз кареглазому удавалось завести юношу, заставить его самого желать большего, потом приходил страх, который прочно поселился в душе Тео, врос в неё корнями, затем снова было желание, возбуждение, желание разрядки…
Из раза в раз этот чёртов порочный круг повторялся, заставляя Тео думать, что он сходит с ума, потому что тело отказывается слушаться его, а, порой, подводит и разум. Билла радовала такая отзывчивость юноши, хотя, он иногда и смотрел на него насторожено, словно ожидая, что мальчик вдруг должен перестать притворяться и взорваться. Но этого всякий раз не происходило.
Так, Билл начал списывать странное и ненормальное в такой ситуации спокойствие пленника и его покладистость на действие опиума, небольшие дозы которого парень продолжал колоть юноше каждый день.
Тео был слишком спокоен, слишком. Казалось, будто его мучитель и того больше переживает от связавшей их ситуации, чем сам юноша-пленник. А на самом деле…
На самом деле Тео не было всё равно, хотя, казалось, что именно так и было. Просто, он не боролся. И каждый раз, вновь ощущая прикосновения мучителя, прекрасно понимая, чем всё закончится, юноша закрывал глаза и думал, что лучше отдаться добровольно, чем вновь напроситься на проявление насилия. Пусть Билл и был с ним много нежнее, чем в самом начале его пребывания здесь, Тео прекрасно понимал, что мучитель его не пожалеет, если он что-то сделает не так. Потому было проще согласиться.
Несмотря на то, что, пусть его не насиловали в плане применения силы, по факту это оставалось изнасилованием, потому что согласия его и желания никто не спрашивал. Но, отчего-то, юноша получал от этого удовольствие. Нет, он не приучил себя к этому, так было с самого первого «добровольного» раза. Вот только было в их близости кое-что, что каждый раз доводило его до исступления и сводило с ума, а поделать с этим он ничего не мог. Дело в том, что Билл всякий раз не позволял юноше кончить. Заводил, доводил до предела и бросал на этом гребне волны, запрещая к себе прикасаться.
Тео оставалось только сжимать зубы и терпеть, потому что в юном теле и так бушевали гормоны, а после такой игры на нервах и выдержке тело вовсе сходило с ума. Так к юноше пришли странные сны, за которые он вечно краснел на утро. До этого его мучили кошмары, теперь же в сновидения пришла откровенная, развратная эротика, да что уж там, порнография.
Вот только кошмарная составляющая снов никуда не исчезла. Так и получалось, что в одном сновидении юноша дрожал и кричал от страха и сгорал от желания. Порой, ужас и удовольствие приходили к нему в одном образе, тогда становилось особенно невыносимо. Крепящаяся из последних сил психика подбрасывала в сны Тео образы маньяков и монстров, чтобы не сломаться. И она же, чтобы юноша не двинулся умом, наделяла эти сновидения невероятной эротичностью, даря юноше шанс на разрядку хотя бы во сне. Так и получалось, что Тео убегал во сне от чудовища, а потом жарко стонал под ним.
Потом даже эти сны перестали исполнять свою миссию. Если первые два раза юноша просыпался на утро с ощущением стыда, но, в тоже время, чувством приятного опустошения внизу живота, то потом тело объявило мозгу войну и стало совсем невыносимо.