– Чрезвычайно эмоциональный клоун, – кивнула Мания.
– Слава Создателю, одной большой проблемой меньше, – довольно вздохнул Кот. – Эмобой, может быть, поспешим во дворец с двумя хорошими новостями: и Рита спасена, и клоун исчез.
– Что значит – исчез? Тик-Так мой друг. Сейчас пойду найду его и набью ему его толстую морду. Что-то ты перестал мне нравиться, Кот в кедах, он же королевская подлиза. Иди к своей Маргит и скажи, что завтра я приду во дворец, как обещал. А пока я пошел искать Тика. Куда он ускакал?
– В сторону барбикенства, в центр, – сказала кукла. – Можно мне пойти с тобой? Тебе понадобится провожатый, а я там родилась. – Правда, тебе запрещено там появляться, – напомнил Кот.
– Со мной ее никто не тронет. Я – Эмобой, ваш завтрашний правитель.
– Ну-ну. Счастливого пути. До встречи во дворце. – Кот, важно задрав свой полосатый эмо-хвост, не спеша удалился.
Эгор с Манией, напротив, пошли очень быстрым шагом. Центр города от Спального района находился не очень далеко, но и не совсем близко. Улицы, по которым они шли, были ничем не примечательны, все те же пыльные черно-розовые мостовые и пустые кукольные домики. Лишь изредка навстречу попадались парочки гуляющих эмо-кидов. Но Эгор с Манией проносились мимо них так быстро, что те не успевали их узнать. Стемнело, улицы стали сужаться. Вдалеке замелькали яркие, странно разноцветные для Эмокора огоньки, и даже послышалась веселая музыка. Эгор не поверил своим ушам, услышав «Бип-пип-пип – мой сигналит джип», и вопросительно взглянул на Манию:
– У меня глюки?
– Нет, Эгор, это барбикенство, райончик, полный радости и удовольствий. Главное – не подавиться ими сразу, – сморщила физиономию безглазая кукла.
– Вообще-то я люблю веселье, – сказал Эгор, – а клоуну здесь самое место. Не пойму, чего же он раньше сюда не сбежал?
Мания промолчала. Улица, по которой они шли, заканчивалась большим шлагбаумом, на котором аршинными розово-черными буквами было написано: «Эмо-кидам вход строго запрещен».
– Смешно, – сказал Эгор. – Приколисты.
За шлагбаумом сиял огнями широкий проспект, по которому разгуливали компании и парочки нарядных и вальяжных барбикенов. Розово-черные цвета все равно преобладали в цветовой гамме района, а то, что показалось разноцветьем привыкшему к двуцветному миру глазу Эгора, оказалось лишь добавлением двух цветов: желтого и красного.
– Национальные цвета барбикенства, – сказала, поймав его взгляд, Мания. – Золото – цвет достатка, красный – цвет плотских удовольствий.
Они уже совсем подошли к шлагбауму, когда увидели собак. Хотя, может быть, эти существа только походили на них, а скорее даже на гиен. Но поскольку они однозначно охраняли шлагбаум, в мозгу Эгора стереотипно просигналило: «Собаки». Они не увидели их раньше, поскольку зверюги замечательно мимикрировали под окружающую их красно-розово-черную среду. У них в наличии имелось по две мерзкие лобастые башки с разверстыми розовыми пастями, усаженными желтыми зубами, и по три пары резвых кривых ног, на которых они на всех парах неслись к Эгору и Мании. Неслись, не издавая ни звука, лишь со свистом рассекая воздух мускулистыми телами.
– Презрение и самодовольство, – выкрикнула, как пароль, кукла, но твари не обратили на это никакого внимания.
Эгор уже чувствовал их мерзкий мускусный запах, когда в нем поднялась волна отвращения и ненависти, которая вырвалась из бойницы его глаза и вмиг раскатала незадачливых псов в пятнистые блины по мостовой. Блинов получилось очень много, и от них поднимался вонючий пар. Мания вытерла рукой испарину со лба Эгора и достала из своей сумки футболку «КС». Впервые Эгор увидел ее одетой сверху, но спрашивать ничего не стал. Все и так понятно. У негостеприимного района существовали свои законы.
– Я думаю, Кот редкий гость в этих местах, сказал Эгор.
– Он здесь не был и не будет никогда, – сказала Мания. – Презрение и самодовольство – сторожевые псы района – питаются глупыми эмо-кидами, забредшими сюда, ну и злобой, глупостью, страхом и прочей дрянью, избытки которой Королева разрешает барбикенам им скармливать.
– А вдруг они сожрали Тик-Така? – испугался Эгор.
– Не думаю. Он существо не этого мира и вообще, по-моему, несъедобный.
– Да, думаешь? Как красный мухомор?
– Да, точно. Если он здесь, мы это быстро узнаем, – сказала Мания, и они вышли на широкий проспект, ярко освещенный нарядными фонарями и неоновой рекламой на домах.
И мостовые, и дома ничем не отличались от своих собратьев в районе эмо-кидов, их просто нарядно украсили и подсветили яркими желтыми и розовыми прожекторами. На проспекте шло гулянье. Из открытых дверей супернавороченных иномарок последних моделей неслась веселая танцевальная музычка. Машины, припаркованные на обочине тротуара вплотную друг к другу, – это первое, что бросилось в глаза Эгору. Он очень любил машины, но еще ни разу не видел их в Эмомире. Такие блестящие красавицы, с узкими фарами-глазами и крутыми изгибами задов. Каплевидные болиды и роскошные кабриолеты – японки, немки и американки. Такие машины всегда вызывали у Егора белую зависть и желание немедленно умчаться в дальние дали… Но что-то с ними было не так, какая-то болезненная ущербность чувствовалась в их статике. Ни одно авто не двигалось, и из каждого, надрываясь бум-бокс-басами, выливалась своя навязчивая музыка. Из-за шума многочисленным парочкам и компаниям, гуляющим по проспекту и циркулирующим из одного увеселительного заведения в другое, говорить приходилось очень громко, они почти кричали. Немудрено, что никто не обратил внимания на собачью бойню у шлагбаума. Эгор с интересом разглядывал барбикенов. Все они, без исключения, и парни и девушки, казались записными красавцами и красавицами, которые словно только что сошли с обложек гламурных журналов. Одеты только «от кутюр». Проспект напоминал огромный подиум, где шел грандиозный показ: тысячи супермоделей демонстрировали друг другу достижения высокой моды, шумно приветствовали знакомых, демонстративно целовались и обнимались, танцевали рядом с машинами, сидели за столиками уличных кафе, потягивали пенные коктейли через розовые трубочки, заваливали шумными компаниями в рестораны, толпились у клубов и даже занимались любовью в машинах.
– Вот это тусень! – восхитился Эгор, он на время забыл про Тик-Така и залюбовался неожиданным бурлением жизни в центре города. – А чего машины все стоят?
– Это просто большие модели, такие же пустые, как их вечно молодые супермодные хозяева. Они не ездят, да и куда им тут ездить.
– А как они их сюда дотолкали? Руками, что ли?
– Ну да, а как же еще?
– Круто.
Эгор прислонился к стене розового дома и принялся с интересом изучать местных жителей. Сначала они показались ему однозначно симпатичней эмо-кидов. Красивые, уверенные в себе девушки-секси и их элегантные спутники вызывали симпатию. Потом Эгор стал вглядываться в лица этих прожигателей жизни, не обращавших внимания на его колоритную фигуру. Все вроде смотрелось замечательно, но милые, ухоженные, прошедшие парикмахерские, макияж, пиявки и массаж лица несли в себе какую-то ущербность. Может быть, потому, что все они нарочито, даже чуть зловеще улыбались, выставляя напоказ жемчуг зубов. Многие Барби и Кены украсили свои физиономии пирсингом из золота с драгоценными камнями и сверкали не только эмалью. А может быть, неловкость вызывали совсем чуть-чуть, но все-таки задранные носики отдыхающих и какая-то почти незаметная механистичность их действий. Сквознячок усталой фальшивости гулял по проспекту. Но никаких отрицательных эмоций у Эгора не возникло.
– У них что, праздник какой-то? – спросил он у присевшей рядом с ним на корточки Мании.
– Нет, обычный вечер рабочего дня, переходящий в ночь разгула. Буратино был создан на радость людям, а барбикены – на радость себе. В Реале сейчас утро, и на основных разломах, порталах или, как их здесь называют, «месторождениях» сейчас затишье. Ночью Кены добывают эмоции для королевы в порталах ночных клубов, театров, кинотеатров, цирка и несут Маргит, а от нее получают тряпки и вещи, в том числе машины, чтоб хвастаться друг перед другом. Меняют чистые эмоции Реала на блестящее барахло.