Эгор схватился за внезапно занывшее сердце, но отдернул руку, вспомнив, что там вместо пламенного мотора черная дыра. Клоун сказал:
– Вот видишь, сердца нет, а боль есть. Фантомные боли – наша призрачная доля.
– Мы – привидения? Я – призрак? – окончательно запутался уже, впрочем, ничему не удивлявшийся юноша.
– Почти. Не здесь. В Реале – да. Вы призраки, пришельцы из другого мира. Пугать людей и страхом их питаться дано не каждому. Ведь надо очень сильным быть, чтоб гнев такой изобразить, чтоб видимым стать для людей. Не каждый может так злодей. Дается дар такой лишь в наказанье! А остальные просто бродят средь живых, как тени, и ничего не в силах предпринять!
Эгор, сознание которого переполнилось новой информацией и откровенным бредом клоуна, тупо глядел на заговорившего стихами рыжего безумца.
– Даже если я призрак, эмо-бой и черт в ступе, я все равно хочу попасть обратно. Там все мои любимые люди, а я даже не успел с ними попрощаться. Пусть они не смогут меня увидеть и услышать, мне будет довольно того, что их увижу я.
– Ты эгоист, чувак. Ты все еще успеешь. Есть у тебя теперь в запасе вечность, брат Эгор. Ты нагуляешься еще в своем любимом грязном мире. Пойми, теперь он для тебя чужой, ты нужен здесь.
– Ага, кому? Тем тварям, в которых превращаются мои чувства?
Клоун недовольно поправил:
– Материализуются эмоции.
– Ты же говорил, что здесь нет ничего материального, толстый плут!
– Поймал. Но вот в чем парадокс: материального здесь нет, но все состоит из некой материи, только свойства ее необычны. Она соткана из иллюзий и сомнений, настроений и фантазий, в общем, очень тонких энергий человеческого мозга.
– Значит, создатель этого мира – человек?
– Этот вопрос не в моей компетенции.
– А почему ты все время жрешь мои эмоции, а я, наоборот, – не голоден.
– Потому что ты совершенен. Ты герой этого мира, посланный сюда Создателем, тебя все ждут, тебе все верят. И имя твое – Эмобой.
– Круто, только кто меня ждет, здесь же никого нет, кроме нас.
– Ну, да. Просто ты сидишь на задворках эмо-королевства. Сидишь, тупишь и, вместо того чтобы спасать этот мир, населяешь его всякими бесполезными тварями, грибами и травой.
Эгор не нашелся что ответить и задумался. Клоун тоже молчал, хитро поглядывая на юношу.
– Слушай, клоун, а имя-то у тебя есть?
– Имя? – Клоун озадаченно запустил пятерню в рыжую гриву и почесал затылок. А потом выдал: – Если тебе Эмобой – имя, имидж крепи делами своими ж. Зови меня Тик-Так, мой супердруг, мой супервраг, мой супердраг.
– Я буду звать тебя Тик, нервный тик. Или буду звать тебя – Так. Как? Так. Или, может быть, Тактик, ведь ты же тактик, а не стратег, это твой тег.
Сказав эту белиберду, Эгор с ужасом понял, что помимо своей воли копирует манеру разговора клоуна. Тик-Так остался доволен учеником:
– С кем поведешься, с тем и наберешься. Я вижу, ты окончательно пришел в нового себя. Кстати, я готов тебе подкинуть один замечательный довод в пользу Эмомира.
– Какой же?
– Это единственный известный мне мир, лишенный дерьма. Его обитатели питаются чистыми энергиями, их не надо переваривать, а выделяют они в мир другие энергии – эмоции. Так что добро пожаловать в мир без дерьма. К сожалению, этим миром не правят целесообразность и оптимизм. Им правит королева Маргит. Но зато им не правят клоуны, место которым в цирке по выходным и которых ты так не любишь.
– Так, это точно сон! Я сплю. Ты повторяешь мои слова из спора с Кити, но мы с ней тогда точно были одни.
– В вашем мире, да, почти одни. Прости, но я случайно наблюдал за вами из-за полупрозрачной шторки. О! Сколько страсти я увидел!
– Грязный извращенец, я откручу твою рыжую башку!
Эгор вскочил. Тощее тело слушалось его все лучше и лучше. Он заулюлюкал и помчался по дороге следом за смешно ойкающим Тик-Таком, улепетывающим что есть сил на своих коротеньких ножках. Вскоре Эгор понял, что гонится за ним из проформы, зла на клоуна почти не осталось, а то, что рыжий знал в какой-то степени Кити и был посвящен в их отношения, даже как-то сближало их.
«Если это сон, – думал Эгор, – то я досмотрю его до конца. А если не сон, тогда мне все равно не остается ничего другого».
Они бежали вприпрыжку по грязной улице в направлении видневшейся вдали широкой площади, и мертвый розово-черный мир вокруг уже не казался таким ужасным. Когда тебе восемнадцать, трудно долго грустить, даже если ты мертвый эмо-бой.
Глава 5
Страх и Злоба
В Эмомире резко и неожиданно наступил день. Наступил ярким розовым светом-сапогом на пыльную улицу, разогнав туман по щелям щербатой кладки мостовой. Клоун, а за ним и Эгор выбежали на огромную, залитую солнечными лучами площадь и остановились, жмурясь и тяжело дыша. Солнце в Эмомире было розовое, доброе и теплое, как материнская грудь. Эгор почувствовал себя счастливым младенцем, согретым и убаюканным его теплом, расслабился и забыл, зачем он погнался за вредным толстым вуайеристом. Клоун, стоявший метрах в десяти от юноши, так же глупо улыбаясь, щурился на солнце. Яркие синие птички неожиданной радости осуществились и запели над головой Эгора. «Надо же, как мало иногда нужно для счастья. Всего лишь чтобы вышло солнце», – подумал Эгор и моментально осознал всю нелепость своей мысли. Он мертв, помещен в отвратительное тельце в безумном мире, стоит и радостно любуется своим единственным глазом на розовый блин в небесах.
Но слезы жалости к себе не успели навернуться на его плачелюбивое око. Потому что солнце исчезло так же неожиданно, как появилось. На площадь пала гигантская мрачная тень. В одну секунду Эгор успел разглядеть все вокруг. Площадь была выложена потрескавшимся розовым кирпичом, в центре ее красовалась пятиконечная звезда, в самой серединке которой спиной к Эгору стоял памятник. Тень, закрывшая солнце, сгустилась, и Эгор почувствовал липкий тошнотворный приступ страха, тут же скативший с него пяток холодных змей. Ноги подкосились, колени задрожали. Клоун из красного стал бледно-розовым, а потом и вовсе побелел. Выпучив глаза, молча, дрожащей рукой он показывал вверх, за Эгорову голову, на хозяина исполинской тени. Затем Тик-Так буквально сжался в комочек не больше спичечного коробка и забился в щель площадной кладки. Эгор почувствовал спиной ледяной мертвенный холод, обогатил Эмомир стадом мурашек и дюжиной змей, втянул голову в худые плечи и медленно повернулся.
Через крыши домов, вдруг показавшихся Эгору игрушечными, переползало огромное отвратительное существо. Оно было настолько мерзким, что Эгора вырвало бы, если б имелось чем. Фантомное сердце бешено заколотилось, тело забило противной неудержимой дрожью, мелькнула мысль: «Хорошо, хоть обделаться не получится». Ее сменила другая: «Ну вот и все». Затем голова опустела и завибрировала, как хороший барабан. Нечто медленно, но неотвратимо спускалось с крыш домов, бесшумно и слаженно работая миллионами волосатых щупальцев-ножек. Его можно было бы назвать насекомым, если бы существовали насекомые размером с трехэтажный особняк. Эдакий клещ-трилобит в черном, поросшем влажными дрожащими волосками панцире снизу демонстрировал розовый студнеобразный трясущийся живот, сплошь покрытый перманентно шевелящимися волосатыми щупальцами с многочисленными ротообразными присосками. Но самое страшное располагалось у чудовища спереди и снизу: сплющенная, дебелая, с отвисшими жирными щеками жирная голова размером с приличный автобус, увитая волосами-змеями, спутанными и кусающими друг друга. Три пары гипнотических красных глаз-блюдец, без век и ресниц, уставились на Эгора, пробирая его страхом до мозга костей. Бездной алела зубастая пасть с выдвинутой далеко вниз нижней челюстью – именно туда устремился взгляд Эгора. Он смотрел в эту жадную пещеру, видел закипающую в ней слюну, капающую на площадь, и ощущал всю неотвратимость своего последующего попадания в нее. По бокам от головы чудища, словно плети, безвольно висели белые щупальца-руки, заканчивающиеся длинными ладонями с синюшными покойницкими пальцами. Эгор не мог отвести взгляда от приближающихся глаз-плошек. Ноги его налились стопудовым свинцом.