Я — жалкое, циничное, мелочное существо.
— Мне пора, — прервал мои мысли Наркоман.
— Да, ты прав, — тон голоса Юлия стал чуть холодноватым. Враждебным.
Когда Наркоман проходил мимо меня и Тода, он даже слова не сказал на прощание. Словно мы были декорациями, являющимися частью заднего плана. Не заметил. Не счёл нужным обратить на нас внимание.
Сатира слетела со спины Юлия, как только захлопнулась входная дверь дома. Она села напротив Серого Кардинала, демонстрируя ему запястье левой руки. На нем было столько металлических звенящих подвесками браслетов, что я удивилась, как она вообще может поднять руку. Сатира с восторгом восклицала:
— Посмотри, вот этот мне нравится, на нем звездочки… а здесь розы, затертые под старину! Смотри, этот серебряный, на нем подвеска в виде листочков клена, а на этом в виде цветков незабудки с синей эмалью… Юлий, тебе не нравится?..
Он серьезно посмотрел на нее:
— Какие у тебя дела с Наркоманом?
Я вспомнила, что уже видела эту её реакцию на трудности, которые стоит обдумать: морщинки на секунду собираются на лбу и снова расправляются. На этот раз их сменяет маска обидчивого недоумения. Но теперь-то я знаю то, что знает и Юлий: это всего лишь маска. Даже голос её не выдавал:
— С Наркоманом? Любимый, ты ревнуешь?
Стоило просто посмотреть в лицо Серого Кардинала, чтобы понять: на данный момент шутки не уместны.
И она поняла:
— Ничего. — Сухо, без всякого флирта, смеха и игры.
— Хорошо.
Серый Кардинал поднялся, чтобы выйти из Песочной Комнаты. Тод заспешил следом. Теперь только я исполняла роль немой декорации.
— Ты что, сердишься? — Сатира задала вопрос уже с улыбкой, игриво поправляя коротенькую юбку.
— Нет. Мне понравился синий, с эмалью. — Он даже не повернулся, чтобы ответить ей. Следующие слова предназначались мне, но смотрел он куда-то вперед, рассредоточенный взгляд Юлия выдавал его задумчивость: — Сегодня будет интересно. Проведем какой-нибудь обряд. Ты же не веришь в магию. Приходи вечером. — Он вышел, сопровождаемый Тодом.
На минуту мне показалось, что всё обошлось.
Сатира медленно поднялась и прогулочной походкой направилась ко мне. Взглянув ей в глаза, я не увидела ненависти, злости. Ничего, что могло бы меня отпугнуть.
Она дала мне пощечину так уверенно, будто она не исполняла роль, а действительно была той, кем казалась. В любом случае, я понимала: она права. Как бы странно это ни смотрелось на первый взгляд. Сатира, как никто другой, понимала, что я до сих пор делаю здесь, зачем я вернулась.
Она тоже вышла из комнаты молча, оставив меня наедине со своими размышлениями и с опущенной головой.
Примета № 5. Разбитое зеркало предупреждает о скорой смерти близкого человека
Вечер 7 октября
Наступившие сумерки невольно расставили всё по своим местам.
Когда я вошла в дом, ни намека на тишину не было. Разношерстая толпа галдела, курила, жгла благовония. Серый Кардинал, как ни в чем не бывало, сидел на одном из Там-Тамов. Сверху на нём устроилась Сатира, беспрерывно облизывая и кусая его — то за губы, то за нос, за уши. А Юлий, ни на кого не обращая внимания, запустил руки под ее короткую волнистую юбку.
Здесь был и Наркоман. Я едва не столкнулась с ним, когда входила в дом. Но он не обратил на меня внимания, проломился в дверь, словно меня и не было.
— Эй, Кнопка, верни его обратно! — Выкрикнула мне Сатира, оторвавшись на минуту от Юлия.
Грубовато. Но, всё же, я вышла следом за Наркоманом. Он стоял недалеко от дома и, широко по-детски раскрыв рот, смотрел на звёздное небо. Мне вспомнился наш разговор с Тодом, и ночь сразу же перестала казаться такой необыкновенно красивой. Нам обоим под этим небом было не место.
— Какие чудовищные звёзды, — сказал он вслух неизвестно кому, и только спустя минут пять после этого обернулся ко мне.
Обернулся за секунду до того, как я дотронулась рукой до его плеча:
— Наркоман? Не уходи, ты…
— Я знаю, я слышал голос Сатиры.
— Давай вернёмся в дом.
Но он указал пальцем в небо:
— Ты тоже видишь такие звезды?
— Да, я вижу…
— Не, вот эти, — он продолжал упрямо тыкать пальцем вверх, повторяя своим удивительным голосом: — Такие звёзды, вот эти!..
— Я вижу, вижу, пойдём, а?
— Да посмотри же ты на звёзды! — Он стал сердиться, и я, не зная, что мне делать, тоже задрала голову вверх.