На лице Сатиры отражалась сладостная агония. Тонкие цепкие пальчики оставляли на спине Юлия темные борозды садистских наслаждений. Она то целовала его, то неистово запрокидывала голову назад, позволяя Серому Кардиналу губами стирать белые цветы, нарисованные на её плечах.
Когда дыхание её начало сбиваться, она порывисто обняла его за плечи, словно цепляясь за последний выступ скалы перед тем, как упасть в пропасть. Взгляд Сатиры проскользнул по столику с книгами, противоположной стене и дверному проему. В животе похолодело и оборвалось, когда я поняла, что она смотрит прямо на меня. Смотрит уверенно, чуть насмешливо, со стоном закрывая и открывая глаза.
— Знаешь, Мой… Удивительный, иногда… чтобы получать удовольствие, всего лишь… нужна публика… — Ее тонкий мелодичный голос звучал прерывисто, но так легко, словно она просто запыхалась от утренней пробежки.
Юлий не ответил. Сжав рукой горло Сатиры, он целовал её губы, глаза, шею, не обращая внимания на размазанную косметику и растрёпанные белые локоны. Сатира провела мягкой ладонью вверх по его спине, оцарапала шею и запустила пальчики в длинные волосы Серого Кардинала.
Я не ушла. Опустив взгляд, заметила, как за объёмную пряжку в виде фиолетовой розы на шикарной туфельке Сатиры зацепились её черные трусики с белым кружевом.
Невероятно. Белые цветы на плечах. Белые ленты корсета. И белое кружево на нижнем белье. То, что не увидит никто, кроме него и то, что оценит каждый. Сатира не просто оделась для «обычного» вечера, она продумала и сопоставила каждую деталь в своем наряде. Всё это для Юлия?.. Невероятно…
Одно движение, и трусики упали на пыльный пол. Вряд ли она вообще вспомнит потом о них. Юлий перевернул Сатиру на живот. Она без стеснения кричала в открытое окно. Кричала в звёздную, бесполезную ночь.
В памяти всплыли слова позабытого автора. «Когда вы в этом участвуете — это порнография, когда наблюдаете со стороны — эротика». Никки и я тоже были когда-то в этой комнате. На этом же самом подоконнике. Но острая любовь этих двоих так не похожа на те нежные ласки, что были между нами.
И только теперь, стоя на пороге святилища чужой любви, я понимала: правы лишь они. Страсть — это страсть, и в ней не может быть нежности, осторожности или стеснения. Именно поэтому, когда царапины на спине Юлия заживут, Сатира оставит на нём новые отметины. А сейчас это он, держа руки на её талии, сжимает пальцы так, что на теле Сатиры наверняка останутся синяки. Их движения не скованны и не пошлы, они напоминают волны морского прибоя, учащающиеся с каждой минутой, подгоняемые ветром. С единственным желанием заполучить друг друга.
Примета № 3. Не возвращайтесь за забытой вещью, иначе ваш путь будет неудачным
30 сентября
Бесконечные ряды книжных стеллажей окружали меня, словно путаные ходы лабиринта. Чтобы выбрать в этом кошмаре хоть что-нибудь, нужно потратить уйму времени. Взглянув на ценник очередного бестселлера, я поняла — и уйму денег тоже. Книжные магазины всё больше разочаровывали меня. Ничего особо стоящего на полках не было видно. Чересчур часто попадались томики с эзотерикой и пособия для глупышек типа «Как выйти замуж за миллионера». Где нестандартная мистика? Где уникальная классика, которой жаждут ещё не заплесневелые мозги одиноких искателей пищи для ума?
Я с грустной улыбкой вспомнила, как в прошлом одна из моих немногочисленных подруг спросила: «А кто такой профессор Доуэль?». И, фыркнув в ответ на мои объяснения, покрутила пальчиком у виска: «Бред какой».
Она обняла меня за талию, подойдя со спины. Никки не позволила мне повернуться к ней. Плотно сжав объятия, она прошептала на ушко:
— Я вчера звонила тебе сотню раз. Где твой телефон?
— Я вчера оставила его дома, — мне не нравилось такое начало разговора, тем более, что тон её голоса был тихим и холодно-заинтересованным.
— Раз ты оставила его дома и не отвечала, значит, самой тебя дома не было, — её легкий укус за шею можно было воспринимать и как знак примирения, и как угрозу.
Мне не хотелось лгать ей. Да и совершенно не к чему было вообще что-то сочинять:
— Я была в развалинах детского сада.
— Кого же ты там встретила? — Её объятия стали более тугими, жесткими.
— Тода, толпу незнакомых людей, Юлия и…
— И Сатиру, да?.. — после этих слов мне пришлось вывернуться из рук Никки. Дышать в её тисках стало уже трудно.