– Бедовые!.. тут держи ухо востро да востро: с ног смотают, – женское дело…
– Именно с ног смотают, мать ты моя родная…
– Ты бы жаловаться скорее… чего ж смотреть?
– Вот-с извольте дослушивать, Федосья Николавна. Я, конечно-с, намеревалась жаловаться. Ведь вы сами посудите: мое дело вдовье, – кто мне что припасет?.. Следственно, сами рассудите, по-божьему… Приходит Агапушка с ведерками. Я ему сказываю: «Как нам, Агапушка, быть? – рассказываю ему все, – примета, дескать, такая-то, в синей поддевке…» Только что вы думаете? А Агап его знает… «Эвто, говорит, Анисья Тихоновна, прощалыга надменный, ибо всем известный; я его и дом знаю». Как раз, значит, уложил ведерки, перепоясался и пошел к нему на дом. «Одначе вряд ли мы, Анисья Тихоновна, разыщем», – объяснял он мне таким манером. «Почему?..» – «Так как он есть вор, по этой причине вора изловить трудно». – Но я доказала ему: «Ты хоть посмотри сходи, поросенок с приметой: правое ушко сечено и хвостик в дегтю…» Затем Агап приходит туда, всходит в горницу, сидит хозяйка, что-то работает; а поросеночек по полу ходит… Слышите? дай бог исчезнуть, не лгу… ходит, вот как есть ходит, похрюкивает себе полегонечку… Примерно, Агап ведет такие речи с хозяйкой:
– Здравствуйте, матушка. Где ваш супруг?..
– Тебе на что?
– Да дельце есть.
– Мой супруг на торгу…
– На торгу… А я у вас поросенка возьму. Почему возьму?.. потому что он наш собственный…
– Не смеешь брать, его мой супруг купил.
– Нет, не супруг; а в спасов день[3] его нам законная свинья пожаловала. Следственно, я должен взять.
– Ступай вон, – говорит, – мужик. Ты, – говорит, – сам свинья, рыло нечесаное.
Агап приходит и докладывает: не дает поросенка. Вот тут, Федосья Николавна, я встала и говорю: «Агапушка! покарауль, голубчик, поросят, видно, сидемши-то, ничего не высидишь; что будет, то будет, иду к купеческому голове». А сейчас помереть, ни за тысячи рублев не пошла бы жалиться, если бы голова не был мне знаком; то есть я, сударыня ты моя, теперича порешусь на какое другое дело, опричи жалобы. Истинно справедливо говорю. Всегда дрожмя-дрожу, как злодейка какая, ежели придется что касательно начальства. Такой характер. – У Агапа же я не забыла спросить дом того человека… недалеко от площади он… такой низенький…
А купеческий голова знаком мне по тому случаю, что я брала у них в лавке, что требовалось; покупала, значит, харчи всякие, ни у кого больше, только у них. Прихожу. Он собирается куда-то идти и встретил меня уже на лесенке.
– Здравствуй, Анисья Тихоновна, – говорит он мне.
– Здравствуйте, батюшка Прохор Антипыч.
– Что ты?..
– Заступись, отец родной: поросенка украли.
– У тебя украли?
– У меня, Прохор Антипыч.
– Как так?
– Сижу я на торгу с плетушкой; подходит человек. «Почем поросята?»… – и все подробно описала.
– Давно? – спрашивает он меня.
– Недавно-с…
– А как недавно?..
– Не могу вам подлинно рассудить, только оченно недавно.
– Посиди, – говорит, – здесь. Я собрался по одному делу к его высокородию тутошнему городничему, потолковать с ним о важной материи, так намекну ему и про твою покражу. Поди сядь, – говорит. Я вошла в лавку и присела там. Городничий же как есть, мать моя, жил насупротив Головина дома – рукой подать… Пошел он, а у меня сердце так и замерло… Ну, да потребуют к городничему?.. что я могу сказать ему с своим бабьим толком?.. трясусь, точно самодерга какая. Глядь, вижу, Федосья Николавна, действительно входит в лавку солдат, возглашает:
– Кто здесь женщина?..
– Я, милый человек.
– Вы просительница? – Я просительница.
– Пожалуйте к городничему.
– Ну! иду, голубушка ты моя, иду… ногами совсем не обладаю… ступить не могу… Дорогой служивый меня спрашивает:
– Относительно поросенка дело затеваете?
– Относительно поросенка-с… После этого я ему:
– Научи ты меня, господин служивенький, как, примерно, объясняются супротив городничего? как его величают?
Он сказал:
– Говори: ваше высокородие, да смотри в ноги не забудь шаркнуть[4].
Всхожу в палаты, стою у двери, жду, а сама, родная ты моя, перед господом богом щепчу про себя: «Помяни, мол, царя Давыда и его кротость; помяни царя Давыда и его кротость…» Вдруг из дальних покоев грядет он ко мне в шелковом, матерчатом таком балахоне, с трубкой; эвтак из-за пазушки крестик виднеется. А за ним, мать моя, голова, почтительно сложимши руки за спину. Подходит.
3