— Мне даже немного жаль Портера Грина. Потратил впустую время и деньги. И если я хоть что-нибудь в этом смыслю, ничего ему не обломится.
— Тут нельзя сказать наверняка, — сказал Джозеф. — Такие, как он, всегда возьмут свое, по-хорошему или по-плохому.
На том и порешили. Джо Петтигрю вытащил из шкафа старый чемодан, из которого вынул видавший виды портфель с оторванной ручкой, и отпер его маленьким ключом. В портфеле лежал завернутый во фланель сверток, внутри свертка — старый шерстяной носок, а в нем — смазанный, вычищенный и заряженный пистолет тридцать второго калибра.
Пистолет оттягивал карман тяжелее, чем грех. Джо Петтигрю спрятал чемодан и, аккуратно ступая, спустился вниз. Впрочем, осторожничал он зря — в таком грохоте никто не услышал бы скрипа ступеней.
Джо Петтигрю легко нажал на ручку. Заперто. В дверях холостяцких квартирок на первом этаже были врезаны пружинные замки.
Джо вытащил связку ключей, вставил ключ в замок и провернул. Задвижка была не заперта. Да и кто в здравом уме пользуется задвижкой средь бела дня? Придерживая левой рукой ручку, он осторожно отвел язычок замка. Хитрый трюк. Джо отпустил ручку, вытащил ключ и толкнул дверь. Никто не вскрикнул, все шумы заглушало буханье музыки из радиоприемника. До сих пор ему везло.
Джо Петтигрю просунул голову внутрь и осмотрелся. Пахло потом, сигаретным дымом и выпивкой. Комната была пуста. С разочарованным видом Джо шагнул внутрь, и разочарование на лице сменилось гримасой отвращения.
Раздвигающиеся двери в глубине гостиной когда-то вели в столовую. Сейчас там была спальня, но двери остались прежними. Сегодня они были плотно задвинуты.
Джо Петтигрю застыл, нервно приглаживая редеющие волосы на макушке. Затем уголки губ растянула легкая улыбка. Джо запер за собой дверь и подошел к дивану. Лед на дне высоких полосатых стаканов не успел растаять, ледяные кубики плавали в стеклянной чаше рядом с нераспечатанной бутылкой виски, один из затушенных окурков в пепельнице еще чадил.
Джо тихо присел в углу дивана и посмотрел на часы. Казалось, что с его встречи с профессором Бинго прошла вечность. Если бы он мог вспомнить точное время! Двадцать минут одиннадцатого? Куда он спешит? Не лучше ли подождать и все проверить? Лучше? Он и забыл, когда стремился делать как лучше. Во всяком случае, с тех пор как встретил Глэдис.
Джо Петтигрю вытащил из кармана пистолет, положил на столик перед собой и некоторое время смотрел на него, рассеянно вслушиваясь в музыку. Затем уверенным, почти изящным движением снял пистолет с предохранителя, откинулся на спинку дивана и приготовился ждать. Ему требовалось кое-что вспомнить. Он ждал, а мозг трудился. Джо слышал звуки, доносившиеся из-за створок, но не сознавал их — отчасти из-за радио, отчасти из-за того, что думал о другом.
Створки двери начали разъезжаться. Джо Петтигрю поднял пистолет и положил его на колено, не взглянув на дверь.
Когда щель расширилась настолько, чтобы в нее втиснулся человек, в проеме показалась мужская фигура. Пальцы Портера Грина судорожно цеплялись за притолоку. Его качало как пьяного. Однако он не был пьян. Выпученные глаза, глуповатая ухмылка, пот на лбу и бледном животе. Портер Грин был бос и обнажен до пояса, на голове торчали взмокшие патлы. Если бы Джо Петтигрю поднял глаза, то увидел бы на лице Портера Грина еще кое-что, но Джо неотрывно смотрел на ковер, сжимая пистолет на колене и пока никуда не целясь.
Портер Грин с усилием вдохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Отпустив притолоку, он нетвердой походкой шагнул в комнату, ища глазами бутылку. Раздался звон стекла, но даже тогда Джо не поднял головы. Он вдыхал запах человека, стоящего вплотную к нему и не подозревающего о его присутствии. Угрюмое лицо Джо исказила болезненная гримаса.
Волосатая рука, схватившая бутылку, исчезла из поля зрения. Раздавшееся затем бульканье перекрыло шум радиоприемника.
— Сука! — процедил Портер Грин сквозь зубы. — Мерзкая вонючая сука!
Джо Петтигрю приготовился. Между диваном и столиком хватит места, чтобы встать. Он поднялся с дивана, сжал пистолет и медленно, очень медленно поднял глаза.
Обнаженное тело выше пояса брюк, блестящий от пота жир над пупком. Взгляд Джо Петтигрю скользнул правее и наткнулся на ребра. Рука замерла. Джо знал, что сердце расположено выше, чем думают люди. Пистолетное дуло тоже об этом знало. Дуло уставилось прямо в сердце Портеру Грину. Джо Петтигрю спокойно, почти равнодушно, нажал на курок.
Не самый обычный звук на миг перекрыл музыку. Выстрел оглушал, дарил ощущение власти. Если стреляешь редко, к этому чувству трудно привыкнуть. Бездушный инструмент смерти в твоей руке оживает и становится юрким, словно ящерица.
Застреленные падают по-разному. Портер Грин упал на бок, неловко подогнув колено, ставшее вдруг подвижным. Джо Петтигрю пришла в голову сцена из водевиля, который он смотрел давно, когда сам подвизался на сцене. Герой и героиня на сцене валяли дурака, и вдруг высокий и гибкий юноша-герой начинал медленно заваливаться набок, согнув тело в дугу, так что невозможно было понять, как именно он падает на пол. Тело актера словно бы растекалось по сцене. Герой проделывал свой трюк без усилий и боли целых шесть раз. В первый раз зрители находили его падение забавным, во второй оживленно гадали, в чем соль шутки. На четвертый раз женщины в зале начинали визжать, прося прекратить это издевательство, а к концу действия впечатлительные зрители не находили себе места от тревоги — таким нечеловеческим и неестественным выглядело падение героя.
Джо Петтигрю вернулся из забытья. На полу, головой на ковре, лежал его жилец. Крови почти не было. Джо Петтигрю впервые взглянул Портеру Грину в лицо и увидел глубокие рваные царапины, нанесенные длинными и острыми коготками взбешенной женщины. Джо Петтигрю открыл рот и взвыл, как раненый зверь.
Джо Петтигрю почти не слышал собственного вопля, словно кричали в соседнем доме. Приглушенный яростный вой, казалось, не имел с ним ничего общего. «Возможно, — рассуждал Джо, — звук и вправду исходит не от меня». Скрип шин автомобиля, не вписавшегося в поворот. Вопль обреченной души, безудержно несущейся в ад. Казалось, Джо утратил чувствительность. Он словно по воздуху обогнул стол и труп Портера Грина. Однако его передвижения были подчинены ясной цели. Джо запер дверь на задвижку. Опустил оконные шпингалеты. Выключил радиоприемник. Больше никакого «бум-бум-бум». Черная дыра молчания окутала его длинным белым саваном.
Через раздвигающиеся двери Джо Петтигрю вошел в спальню Портера Грина. Давным-давно, когда юный, знойный и пыльный Лос-Анджелес был придатком пустыни, шелестящих эвкалиптов и упитанных пальм, здесь обедали. Сегодня о столовой напоминал только встроенный в проем между северными окнами буфет. За резными дверцами буфета лежали книги, не много — Портер Грин книгочеем не был. У восточной стены стояла кровать, через стену разместились комната для завтрака и кухня.
На кровати царил полный кавардак. Было там и кое-что еще, но Джо Петтигрю не хватало духу, чтобы взглянуть. Легкую вращающуюся дверь за кроватью давно заменили обычной — прочной, с задвижкой. Джо показалось, что он видит скопившуюся в дверных щелях пыль. Этой дверью пользовались редко, но главное — задвижка была на месте.
Джо Петтигрю прошел по коридорчику под лестницей, который связывал части дома и вел к ванной, бывшей когда-то комнатой для вышивания. Открыл дверцу встроенного гардероба и включил свет. Ничего интересного: пара чемоданов, на вешалках — пиджаки, пальто и плащ, грязные белые туфли в углу. Джо выключил свет и заглянул в просторную ванную со старомодным фаянсом. Избегая зеркала — разговор с Джозефом не входил пока в его планы, — он подошел к окну. Главное — ничего не упустить, любая мелочь может оказаться решающей. Тюль трепетал от ветра. Джо опустил оконные шпингалеты. Вторую дверь в ванной давно заложили, заклеив поверху водонепроницаемыми обоями — такими же, как в коридоре.
Оставался чулан, где валялась отжившая свое мебель и прочее барахло, даже письменный стол с крышкой из светлого дуба — отвратительный, нелюбимый обывателями цвет. Джо не помнил, чтобы когда-нибудь сидел за ним. Ему казалось, что он оказался в чулане впервые.