Но примат бросился вовсе не к нему: схватив кинжал, он отбросил его далеко в сторону. Когда самец повернулся, его морда почернела, приобретя цвет запекшейся крови, щеки раздулись, а выдвинутые вперед челюсти хищно разомкнулись, обнажив огромные зубы, которые клацали, словно волчьи клыки.
Джаг почувствовал, как им овладевает паника. На сей раз ему не удастся победить. Видимо, его путь закончится здесь, на этом выжженном солнцем плато, где в беспорядке расставлены странные камни.
Он внимательно смотрел на противника, пытаясь найти хоть одну уязвимую точку в этой горе мышц.
Он нашел ее как раз в тот момент, когда противник бросился в атаку, размахивая огромными ручищами, словно двумя гигантскими цепями.
Джаг весь напрягся и внимательно следил за приматом. В последнее мгновение он нырнул в сторону, едва избежав смертельного удара. Очутившись за спиной проскочившего мимо самца, Джаг прыгнул, схватил левой рукой его член и сильно рванул вниз.
Потерявший равновесие примат упал навзничь, взметнув тучу пыли. Не успел противник прийти в себя, как Джаг уже взгромоздился на него и, превозмогая боль в правой руке, словно тисками сжал мошонку примата.
Обезумев от боли, примат захлопал руками по земле, как стучат по ковру борцы, когда хотят показать, что они сдаются.
Не обращая внимания на острую боль, пронизывающую всю руку, Джаг продолжал сжимать кулак. Вдруг он почувствовал, как под его железными пальцами нежная ткань мошонки лопнула, словно перезрелый плод.
Противник был невероятно силен, и Джаг отлично понимал, что добился лишь временного преимущества. Поэтому он мгновенно вскочил на ноги, схватил обезьяну за загривок и, рывком приподняв ее, бросился к ближайшей скале.
От удара о камень, губы животного разбились и зубы вылетели.
Обезумев от жестокости и боли, Джаг бил головой примата о скалу, словно хотел раскрошить эту глыбу. Странный голубоватый мох на скале всякий раз сжимался.
Наконец, Джаг решил нанести последний удар: крепко сжатым кулаком здоровой левой руки он изо всех сил врезал по затылку обезьяны. Примат тяжело рухнул на землю и, застонав, остался неподвижно лежать.
Тяжело дыша и все еще удивляясь, что ему удалось одолеть такого сильного противника, Джаг решил хоть немного передохнуть.
Сотрясаемое конвульсиями тело примата лежало на земле. Обезьяна слабо стонала, и песок вокруг ее головы медленно пропитывался кровью. Джагу на секунду показалось, что животное может опять вскочить и броситься в бой: сам факт, что примат был еще жив после того, что с ним случилось, свидетельствовал о необычайной выносливости его организма. От такого противника можно было ожидать любого сюрприза.
Посматривая на обезьяну, Джаг подошел к Энджелу: обернутый в свой кокон из ремней, ребенок, скрючившись, лежал на боку, а его худенькая грудь вздымалась от неровного с присвистом дыхания. Кожа мальчика была синеватой и холодной.
Джаг осторожно поднял ребенка и осмотрел его. Он искал большой синяк или какую-нибудь рану, но ничего не обнаружил и расстроился еще больше. Естественно, Джаг не имел ни малейшего понятия о химических процессах, управляющих существованием организма, но догадывался, что смерть может наступить и от внутреннего кровоизлияния.
Огорченный тем, что произошло, он прижал ребенка к себе и внимательно осмотрелся. Он был совершенно один на затерянном в горах выжженном солнцем плато, без коня, без еды, на руках с ребенком, о здоровье которого ему было трудно судить, потому что мальчик не разговаривал, а отсутствие глаз на его лице не позволяло ни о чем догадаться.
– Энджел, ты не должен умереть, – тихо сказал Джаг.
Им овладело состояние полнейшей апатии и безысходности, но в тот же миг его правая рука напомнила о себе: на мгновение забытая боль вернулась вновь. Каждый прилив крови от удара сердца вызывал острую ломоту в руке.
Закусив губу, чтобы не закричать, Джаг попытался подвести итоги. Его дела были далеко не блестящи: конь ускакал и сам никогда не вернется. Трудно было даже предположить, сколько он проскачет, пока остановится... если вообще остановится, ведь Джагу приходилось видеть напуганных лошадей, которые бежали до тех пор, пока у них не останавливалось сердце.
Во всяком случае, возвращаться не имело смысла. С тех пор, как Джаг уехал из Палисады, он не встретил ни одного города или деревни. На его пути лишь изредка попадались хижины, построенные в труднодоступных пустынных местах. Значит, нужно двигаться вперед, пройти сквозь туман и спуститься в долину. Возможно, там окажется какой-нибудь город, где есть медикастры.
Джаг попытался стряхнуть с себя усталость: нужно немедленно двигаться дальше. Ушибленная рука могла подождать, а вот ребенок – нет.
Осознав во всей полноте сложность ситуации, в которой оказался, Джаг понял, почему некоторые люди, хотя они и очень любят свободу, предпочитают попасть под командование Властелина или идут служить в армию: одиночкам трудно выжить в этом мире!
Волна гнева охватила его – нет, никогда он не будет принадлежать к расе послушных! Он никому не позволит решать свою судьбу, какой бы она ни была! Он сам будет ее хозяином и сам будет планировать свое будущее!
Ведь он поклялся никогда больше не быть ничьим рабом!
Прежняя энергия вернулась к Джагу, и он решил продолжить путь, оставив ненужные размышления. Джаг подобрал свой кинжал, очистил лезвие, воткнув его несколько раз в песок, а потом вложил в ножны, закрепленные на голенище сапога.
Склонившись над ребенком, он внезапно услышал чьи-то шаги. Может быть, вернулся Зак? Джаг захотел свистнуть и позвать коня, но из осторожности промолчал, схватил Энджела на руки и спрятался за первым же монолитом. Сердце бешено колотилось в его груди, и Джагу казалось, будто за целую милю вокруг слышно, как громко он дышит.
Джаг напряг слух и понял, что к нему приближаются две лошади. По стуку копыт он определил, что на одной из них едет всадник, а вторая свободна. Тогда он положил ребенка в тени за камнем, и, достав кинжал, поудобнее взял его в левую руку. Конечно, удары левой у него менее сильны и точны, но он во что бы то ни стало решил добыть себе коня. Теперь это был вопрос жизни или смерти.
Стараясь унять дыхание, Джаг, скрываясь за камнем, выглянул и бросил осторожный взгляд в сторону извилистой тропы, ведущей с гор.
Глава 5
Солнце светило прямо в глаза, поэтому Джаг почти ничего не разглядел. Пришлось ждать, когда обе лошади спустятся со склона и поедут по плато, – тогда, возможно, удастся хоть что-нибудь рассмотреть.
Наконец, на фоне ярких солнечных лучей, словно тень от китайского фонарика, появился силуэт всадника.
Всадник был в длинном плаще, похожем на пыльник, полы которого укрывали его сапоги, а высоко поднятый воротник закрывал затылок. Из-под широкополой шляпы виднелись пряди светлых волос, ниспадавших на плечи. Конем он управлял только с помощью ног, оставив руки свободными. В левой руке всадник держал уздечку запасной лошади, скакавшей в нескольких метрах позади него, а в правой сжимал карабин, приклад которого упирался в бедро.
Джаг обрадованно шагнул навстречу всаднику.
– Кавендиш! – хриплым от волнения голосом воскликнул он. – Никак не ожидал встретить вас здесь!
Всадник остановился, и мгновенно черный ствол карабина "Севедж" калибра 7,57 мм с телескопическим прицелом был наведен на Джага.
– Для начала, – произнес всадник, – меня нашел не ты, а, скорее, наоборот, ведь так? И скажи-ка мне, разве ты видишь мое лицо?
Джаг пристыженно опустил глаза: поля шляпы и яркие лучи солнца, действительно, не позволяли ему ясно различить, с кем он имеет дело.
– Нет, – слегка смутившись, ответил он. – Но я вижу ваш силуэт, лошадей, ваше оружие с оптическим прицелом и слышу ваш голос.
Его собеседник ухмыльнулся в ответ.
– Мой голос ты услышал позже! Когда я заговорил с тобой, ты уже вышел из укрытия.
– Ну и что?
– А то, что тебя мог убить любой человек, который украл бы мою лошадь, мой карабин и одел бы мою одежду.