Я подхожу к Вив:
— Цыпленок, ты не припомнишь, что ты говорила нашим, когда обзванивала их вчера вечером? — Она поднимает ко мне свои глаза, такие огромные, что в них можно упасть, брови ползут вверх. (На ней джинсы и полосатый желто-зеленый пуловер, который почему-то всегда напоминает мне бамбуковые заросли в солнечный осенний день. Руки у нее покраснели от болеутоляющих. Спина у Ли тоже красная…)
— Господи, — задумчиво произносит она. — Точно не помню. Наверное, только то, что ты просил меня: что им всем надо собраться к ужину, потому что в связи с этой поломкой тебе надо кое-что с ними обсудить. И естественно, проверить антифриз…
— Скольким людям ты позвонила?
— Ну, наверно, четырем или пяти. Жене Орланда… Нетти… Лу… И их попросила сделать несколько звонков. А что?
— Если бы ты провела последний час внизу, ты бы поняла что: к нам съехались все, вплоть до седьмой воды на киселе. И все ведут себя так, словно у них, по меньшей мере, день рождения.
— Все? — Это проняло ее. Она поднимается с колен и вытирает лоб тыльной стороной руки. — У меня гарнира хватит человек на пятнадцать, не больше… Все — это сколько?
— Человек сорок — пятьдесят, считая детей. Вот тут у нее действительно перехватывает дух.
— Пятьдесят? У нас даже на Рождество никогда не бывает столько!
— А теперь есть. И все радуются как дети — вот это-то я и не понимаю…
— Я могу объяснить, — говорит тогда Ли.
— Что объяснить? Почему они все здесь? Или чему они все радуются? — спрашиваю я.
— И то и другое. — (Он проводит ногтем по стене.) — Потому что они все считают, что ты продал дело, — произносит он не оборачиваясь.
— Продал?
— Да, — продолжает он, — и как совладельцы…
— Совладельцы?
— Ага, Хэнк. Разве ты сам не говорил мне, что ты сделал всех работающих совладельцами? Чтобы…
— Постой, при чем здесь продажа? Подожди минутку. О чем ты говоришь? Откуда ты это взял?
— В баре. Вчера.
(Он лежит совершенно неподвижно, повернувшись к стене. Я не вижу его лица, и голос его звучит так, словно доносится неизвестно откуда.)
— Черт подери, что ты говоришь?! (Руки у меня трясутся, мне хочется схватить его и швырнуть лицом к себе.)
— Если я не ошибаюсь, — говорит он, — Флойд Ивенрайт и этот второй котяра…
— Дрэгер?
— Да, Дрэгер, пошли за лодкой, чтобы ехать сюда вчера вечером…
— Вчера вечером здесь никого не было! Постой…
— …предлагать тебе продать все дело за деньги юниона плюс вклады местных бизнесменов…
— Постой. Козлы, теперь понимаю… Негодяи!
— Он сказал, что ты заломил огромную цену, но сделка все равно выгодна.
— Аспиды! Подлецы! Теперь я все понимаю. Это Дрэгер додумался, у Ивенрайта не хватило бы на это мозгов… — Я принялся метаться по комнате в полном бешенстве, пока снова не остановился над Ли, который так и лежал лицом к стене. И это почему-то взбесило меня еще больше. (У него даже ни один мускул не дрогнул. Черт! Жарко, потому что Вив включила электрообогреватель. И запах грушанки. Черт! Вылить бы на него бедро ледяной воды. Чтоб он Взвыл, проснулся, ожил…) — Какого черта ты не сказал мне об этом раньше?
— Я полагал, что, если ты продал дело, тебе, вероятно, уже известно об этом.
— А если я не продал?
— Мне казалось, что и в этом случае тебе, вероятнее всего, все известно.
— Сучьи потроха!
Вив дотрагивается до моей руки:
— В чем дело, милый?
Но единственное, что я могу ей сказать, это опять-таки — «Сучьи потроха!» — и еще немного пометаться по комнате. Что я могу ей объяснить? (Ли продолжает лежать, обводя контуры своей тени спичкой.) Не знаю. Что я могу им всем сказать?
— Ну что с тобой, родной? — повторяет Вив.
— Ничего, — отвечаю я. — Ничего… Только интересно, что ты подумаешь, когда тебе обещали дать большое красное яблоко, а вместо этого заставляют подрезать яблоню? А? — Я подошел к двери, приоткрыл ее и прислушался, потом снова вернулся назад. (Я слышу, как они ждут там, внизу. А здесь так жарко, и этот запах…) — А? Как ты отнесешься к тому, кто сыграет с тобой такую злую шутку? (Не знаю. Он просто лежит. Жужжит обогреватель.) Нет, у Ивенрайта мозгов бы на такое не хватило… (А я просто хочу разбудить его. Жара, как в утробе матери…) Это — Дрэгер… (Или я сам хочу лечь? Не знаю.)
Наконец, вволю выпустив пары, я отправился заниматься тем, что, как я с самого начала знал, мне предстояло сделать: я вышел в коридор к лестнице и крикнул Джо Бену, чтобы он поднялся на минутку.
— В чем дело? — откликнулся он с заднего крыльца, на котором играли дети.