Затем наступило это ощущение - как всегда сопровождаемое острой, словно удар стального кинжала, болью. В то же мгновение он почувствовал тяжесть в желудке и резкий спазм кишечника. Он неуверенно поднес руку к лицу, понимая, что сейчас наступит рвота или смерть. В этот краткий миг он предпочел бы умереть, как случалось всегда, когда он перенапрягался: прощальные слова НАПРЯГАЙТЕСЬ, НО НЕ ПЕРЕНАПРЯГАЙТЕСЬ какого-то давным-давно слышанного диск-жокея болезненно отзывались в его голове. Если бы в такую минуту кто-нибудь вложил ему в руку револьвер...
Затем он взглянул на Чарли, спящую Чарли, Чарли, поверившую, что он вызволит их из этой передряги, как он вызволял из всех прочих, Чарли, уверенную, что, когда она проснется, он будет рядом. Да, из всех передряг только на самом-то деле все они есть одна и та же чертова передряга - он и Чарли просто снова бегут. Безысходность приводила в отчаяние.
Голова ныть не переставала. Боль будет нарастать, нарастать, пока не превратится в давящий груз, с каждым ударом пульса пронзая острием голову и шею. Яркие вспышки заставят глаза беспомощно слезиться, и внутрь головы полетят огненные стрелы. Нос заложит, и ему придется дышать ртом. В висках словно дрель заработает. Небольшие шумы усилятся, обычные шумы станут похожи на грохот отбойных молотков, а громкий шум станет невыносимым. Головная боль будет нарастать до тех пор, пока не наступит ощущение, что его череп трещит в щипцах инквизитора. Такая боль продержится часов шесть или восемь, а может, и десять. На сей раз он не знал - сколько. Он никогда не давал посыла такой силы, зная, что энергия почти иссякла. И пока голова будет разламываться, он почти беспомощен. Чарли придется заботиться о нем. Слава богу, она это уже делала... но тогда им везло. Сколько раз может повезти?
- Э, мистер, не знаю... Это означало: он опасается нарушить закон.
- Наша сделка состоится, если только не скажете моей малышке, - сказал Энди. - Две последние недели она провела со мной. Должен вернуть ее матери к завтрашнему утру.
- Права на посещение, - сказал таксист. - Я про них все знаю.
- Видите ли, я должен был ее привезти на самолете.
- В Олбани? Самолетом компании "Озарк", да?
- Правильно. Ну, тут дело в том, что я смертельно боюсь летать. Знаю, звучит идиотски, но это так. Обычно я ее привожу на автомашине, но на сей раз моя бывшая жена полезла в бутылку и... Не знаю. - По правде говоря, Энди не боялся летать. Он выдумал эту историю тут же, на месте, и теперь деваться было некуда. Сказалось полное истощение.
- Я высажу вас в старом аэропорту Олбани, и мама будет думать, будто вы прилетели, правильно?
- Точно. - Голова его раскалывалась.
- К тому же, насколько знает мама, вы не смельчак-чак-чак, я прав?
- Да. - Чак-чак-чак? Что бы это значило? Боль становилась невыносимой.
- Пять сотенных, чтобы не лететь на самолете, - задумчиво повторял водитель.
- Мне не жалко, - сказал Энди и сделал еще одно последнее маленькое усилие. Очень спокойно, говоря почти что в ухо таксисту, добавил: - И вы не пожалеете.
- Слушайте, - сказал водитель сонным голосом. - Я не отказываюсь от пяти сотен долларов. Не говорите, сам скажу.
- Хорошо, - сказал Энди и откинулся на сиденье. Таксист был доволен. Он не задумался над малоправдоподобной историей Энди. Не задумался над тем, что семилетняя девочка гостит у отца две недели в октябре, когда занятия в школах в разгаре. Не задумался он и о том, что у одного из них не было даже ручной сумки. Он клюнул. Он получил внушение.
Теперь Энди предстояло расплачиваться за это.
Он положил руку на бедро девочки. Та крепко спала. Они были на ногах уже больше половины дня - с тех пор как Энди пришел в школу и вытащил ее из класса под каким-то надуманным предлогом... бабушка очень больна... позвонили домой... извините, что забираю ее среди дня. А подспудно он чувствовал большое, непередаваемое облегчение. Как он боялся, заглянув в класс мисс Мишкин, увидеть пустое место Чарли, аккуратно сложенные книги на парте: НЕТ, МИСТЕР МАКГИ... ОНА УШЛА С ВАШИМИ ДРУЗЬЯМИ ОКОЛО ДВУХ ЧАСОВ НАЗАД... У НИХ БЫЛА ЗАПИСКА ОТ ВАС... РАЗВЕ ЧТО-НИБУДЬ НЕ ТАК? Вновь наплывают воспоминания о Вики, внезапный ужас и пустой дом в тот день. Его сумасшедшие поиски Чарли. Потому что они уже однажды схватили ее.
Но Чарли оказалась на месте. На сколько он их опередил? На полчаса? Пятнадцать минут? Меньше? Ему не хотелось думать об этом. Они поели у "Натана" и всю вторую половину дня провели в движении - теперь Энди мог признаться самому себе, что тогда он находился в состоянии панического ужаса, - ездили в метро, автобусах, но в основном двигались пешком. Теперь она была измотана.
Он посмотрел на нее долгим, полным любви взглядом. Ее светлые льняные волосы достигали плеч, во сне она была просто красавицей. И так была похожа на Вики, что становилось больно. Он закрыл глаза.
На переднем сиденье водитель такси дивился пятисотдолларовой бумажке, которую дал ему этот чудак. Он спрятал ее в специальный карман на поясе, куда складывал все чаевые. Он не нашел странным, что этот тип на заднем сиденье разгуливал по Нью-Йорку с маленькой девочкой и пятисотдолларовой бумажкой в кармане. Не задумался он, как будет улаживать проблему с диспетчером. Все мысли сосредоточились на том, как будет потрясена его девушка Глин. Глинис все время талдычит ему, что водить такси уныло и скучно. Ну, подождем, пока она увидит унылую скучную пятисотдолларовую купюру.
Энди сидел сзади, откинув голову и закрыв глаза. Головная боль приближалась, приближалась так же неумолимо, как черная лошадь, запряженная в катафалк, на похоронной процессии. Он уже слышал стук ее копыт в висках: цок... цок... цок...
Они бегут. Он и Чарли. Ему было тридцать четыре, и до прошлого года он преподавал английский язык и литературу в Гаррисонском колледже в штате Огайо. Гаррисон - сонный маленький городок при колледже. Добрый старый Гаррисон, самое сердце срединной Америки. Добрый старый Эндрю Макги, славный, видный молодой человек. Помните загадку? Почему фермер - видный столп общины? Потому что он всегда торчит на виду на своем поле.
Цок, цок, цок - черная лошадь с красными глазами двигается по коридорам его мозга, железные подковы выбивают мягкие серые комочки мозгового вещества, оставляя следы копыт - таинственные полумесяцы, наполненные кровью.
Таксист оказался слабаком. Определенно. Видный представитель племени водителей такси.
Энди задремал, и ему приснилось лицо Чарли. Оно превратилось в лицо Вики.
Энди Макги и его жена, прелестная Вики. Они выдернули ей ногти, один за другим. Она заговорила, когда выдернули четвертый. Так он, по крайней мере, предполагал. Большой палец, указательный, средний, безымянный. Затем: "Остановитесь! Буду говорить. Скажу все, что хотите знать. Перестаньте мучить. Умоляю!" И заговорила. Затем... возможно, это был несчастный случай... его жена умерла. Ну что ж, кое-что оказывается сильнее нас обоих, а кое-что сильнее всех нас вместе взятых. К примеру, Контора.
Цок, цок, цок - черная лошадь приближается, приближается, приближается; берегись: черная лошадь.
Энди спал.
И вспоминал.
x x x
Ответственным за эксперимент был доктор Уэнлесс. Толстый, лысеющий, он имел одну довольно странную привычку.
- Мы собираемся сделать каждому из вас, двенадцати, инъекцию, юные леди и джентльмены, - сказал он, кроша сигарету в пепельнице. Его маленькие розовые пальцы мяли тонкую сигаретную бумагу, высыпая мелкие крошки золотисто-коричневого табака. - Шесть инъекций - обычная вода. Еще шесть вода с небольшой дозой химического вещества, мы называем его "лот шесть". Сам состав этого вещества засекречен, но в основном оно действует как снотворное, вызывая легкие галлюцинации. Так что, вы понимаете, мы будем вводить состав, пользуясь двойным слепым методом: до поры до времени ни вы, ни мы не узнаем, кто получил чистый препарат, а кто нет. За вашей группой будут внимательно наблюдать в течение сорока восьми часов после инъекции. Есть вопросы?
Их оказалось несколько, в основном о том, что именно входит в "лот шесть". Слово "засекречено" будто пустило ищеек по следу преступника. Уэнлесс довольно искусно парировал эти вопросы. Однако никто не спросил о том, что больше всего интересовало двадцатидвухлетнего Энди Макги. В тишине полупустого лекционного зала объединенного отделения психологии и социологии ему захотелось поднять руку и спросить: скажите-ка, почему вы так измочалили явно хорошую сигарету? Лучше не спрашивать. Лучше дать волю воображению, пока тянется эта скукота. Уэнлесс пытался бросить курить. Брат его умер от рака легких, и он как бы символически выражал свое отношение к табачной промышленности. В то же самое время это было похоже на нервный тик, которым профессора колледжей обычно эффектно бравируют, вместо того чтобы подавлять его. На втором курсе в Гаррисоне у Энди был преподаватель английского языка и литературы (сейчас его благополучно отправили на пенсию), постоянно нюхавший свой галстук во время чтения лекций об Уильяме Дине Хоуэлле и расцвете реализма.