- Медведь! - полушепотом сказал командир, который вчера докладывал Коргвину о готовности позиции.
- Кобыла! Все чисто, - ответили ему, - Выходите по пятеро.
- Надеюсь, мою путовалку хорошо смазали? - недовольно пробормотал один из "бывших охотников".
- Отставить разговоры. Первый отряд на выход. Без шума!
Пятеро вышли. Затем еще и еще. Кроме шума ветра и тихого шуршания снега под ногами отрядов снаружи не доносилось никаких звуков.
Эймвир глубоко вздохнул и, закрыв глаза, попытался вспомнить, что мог забыть сказать Мирель. Сразу после подъема её завели на стену аванпоста, откуда показали место, где нужно привлекать внимание. Коргвин был не против, даже если она использует огонь, чтобы подать "сигнал помощи" диким собратьям. Из оружия ей выдали что-то вроде кинжала (не уступающего человеческому мечу размером) с круглым, сужающимся к концу клинком, отдаленно напоминающим гвоздь - для прокалывания брони.
Наставник очень надеялся, что Мирель не придется применять его против собратьев. Ведь в этот раз они не будут желать зла ей, или её друзьям.
"Достаточно! - сурово сказал он сам себе, - Они нам не друзья. Они враги. Каждый из них смертельно опасен. Никто из них не заслуживает сострадания!".
Будучи еще в крепости Эймвир пытался отговорить Коргвина брать на передовую Молдера, но тот лишь презрительно усмехнулся. Его взяли заряжающим для одной из путовалок. Проскочив мимо наставника, вместе с очередной пятеркой солдат, юноша молчаливо кивнул. В глазах молодого путовальщика горел огонь.
Вскоре все отряды заняли свои позиции. Двенадцать новых облегченных, пристрелянных баллист и восемь путовалок. Каждое орудие охраняли по три-четыре копейщика с крепкими ростовыми щитами. Погода была пасмурная и почти безветренная.
Эймвир оставался около входа в тоннель, прикрытого кустарником и, вглядываясь в просвечивающее через редкие темные кроны небо, напряженно ждал сигнала.
Удар колокола прозвучал с востока.
Сегодня его перенесли по времени. Сигнал должен быть подан в промежуток между пролетами патрулей летунов. Услышав его, Мирель выйдет из крепости, пролетит низко вдоль дороги, по которой они прибыли вчера, на юго-запад четыре версты, затем повернет на северо-запад и поднимется высоко в воздух прямо над подготовленными позициями. Патрули людей неприятеля не смогут заметить её раньше положенного времени.
Наставник до хруста сжал пальцами древко длинного копья и смахнул со лба выступивший пот свободной рукой. Сердце его колотилось всё чаще.
- Вас трясет, будто мы будем драться с ними, как в старые добрые времена, - прошептал ему боец, стоявший рядом, - Они угробили ваших товарищей?
- Было дело, - честно ответил Эймвир.
- Если твари явятся все втроем, будет шанс отомстить, - они встретились взглядами.
Видя через прорези шлема только глаза бойца, наставник словил ощущение, будто где-то уже видел его. Такое бывало и раньше. Ведь Отряды Охотников крепко дружили. Особенно в последние месяцы своего существования. Пусть Эймвир не знал этого копейщика раньше, глядя ему в глаза сейчас, он чувствовал, что перед ним родная душа. Плече, о которое можно опереться. Брат, который рискнет своей шкурой, чтобы помочь в безвыходной ситуации. Это чувство придало старому Охотнику уверенности и сил. Руки его перестали дрожать.
- Нет, лучше повяжем их без смертельных ран. Быстрая смерть - это свобода, помилование.
Боец хмыкнул и многозначно кивнул.
- Дело говоришь, брат.
Они вздрогнули, услышав хлопок крыльев. Над лесом промелькнула тень.
Мирель подлетела к границе и начала кружить чуть севернее западни, стараясь надолго не задерживать свой взгляд на видимых вдали патрулях диких летунов. А со своей высоты она видела их всех... Шестерых.
- Тише! - рявкнула она сама себе, стараясь выровнять дыхание. Сердце её судорожно трепыхалось, - Спокойно. Иначе ничего не получится. Спокойно, Мирель!
Один патруль удалялся, а второй становился всё ближе. Она сместилась еще на запад и с ужасом поняла, что они заметили её.
- Мне нужна помощь, - тихо сказала Мирель, чуть снизившись, - Я должна попросить их о помощи.
Одна черная, одна бурая и одна зеленоватая точки постепенно превратились в полоски, затем на полосках появились утолщения - туловище с прижатыми к нему лапами.