Правда, затем удивление уступило место притупленному, но оттого не менее пронизывающему страху. Пусть Молдеру рассказали не все обстоятельства произошедшего в Арбиен, он догадывался, что чернокрылая тварь прибыла сюда не просто так. До того момента Мирель была привязана к Гонраку, и он… был зверски убит.
Сейчас Эан пренебрег своими обязанностями. Он должен не только тренировать юношу, но и следить, чтобы тот не натворил глупостей. Иначе их бы просто не отпустили с Мирель. А значит…
- Ты чего, Молдер? - принцесса прищурилась, словно пыталась понять, о чем он думает.
Он кашлянул в кулак и нелепо вытянул губы.
- Один человек прикасается губами ко лбу, или щекам другого. Это и есть поцелуй.
Мирель несколько раз пыталась повторить за юношей, но подвижности губ ей не хватало. Разозлившись на свою неуклюжесть, она мотнула головой и ткнулась своим носом в нос Молдеру.
Эан скорчил рожу, снял перчатки и зааплодировал.
- Так подойдет? - уточнила Мирель и попятилась к позиции мишени.
- Ну… это не совсем поцелуй, но пусть будет так.
- Только не пытайся целовать Эймвира или Буригерта. Им это вряд ли понравится. Ясно? - добавил эльф.
- Это почему же? - принцесса остановилась.
На мгновение задумавшись, Эан дал достаточно серьёзный ответ.
- Они лишились своих женщин. Своим "жестом" привязанности ты оскорбишь их.
Она с виноватым видом кивнула и прошла на позицию.
После разговора Мирель исполняла роль мишени с гораздо большим энтузиазмом. По всей видимости её растрогала речь юноши о самопожертвовании, и она решила помочь ему с тренировкой, насколько могла.
Молдер приноровился и начал неплохо попадать даже по надвигающемуся по воздуху летуну.
Натягивать подмерзшие плечи было тяжело, скоро они взяли передышку.
Прозвучала колокольная трель.
Эймвир оставил Буригерта в камере и отправился советоваться к Кнааркше и Гойнеру. Они собрались в кабинете чешуйчатого.
- Литун и мы… ниже чуствуим боль.
- У них выше болевой порог, - объяснил аббат, - Это значит, что ты сможешь прощупать его суставы, и при этом он не станет возражать, или сопротивляться.
Эймвир с глупым видом уставился на свои руки.
- Я примерно понимаю, что такое суставы, но…
- Ты же договорился с ним. Еще не начал, а уже сдаешься? Мы будем рядом и подскажем.
- Если… - Кнааркша согнул пальцы и показал на сустав, - целый, твоя задача легко.
- Сколько он сломал?
- Два. Кажется, первая фаланга от кисти и там и там.
- Проверишь суставы, прислонишь вот такие, - Гойнер дал вояке несколько аккуратно выточенных, ровных палочек, - приспособления, выровняешь по ним сломанную фалангу, хорошо обмотаешь и готово.
- Рана. Ище пусть смотрит.
- Ах да, - аббат с задумчивым видом уставился на алхимические приборы чешуйчатого, - Ты же говорил, что у Бури есть кровоточащие раны. Нужно убедиться, что кости остались на своих местах… - он повернулся к Эймвиру. Вояке этот взгляд совсем не понравился, - Если кость раздробилась, нужно вытащить осколки. Иначе всё будет совсем плохо.
- Вытащить… прямо из пальца? Прямо из того кровавого месива? - Эмвир нервно потрепал свою бороду.
Аббат махнул рукой и улыбнулся.
- Забудь. Мы не в столичном монастыре, чтобы таким заниматься. Тревожить рану - плохая затея. Осмотри, промой рану, выровняй и закрепи.
Эймвир облегченно вздохнул.
Кнааркша приготовил свежий отвар для раны, и они отправились в подземелье. Эймвир волновался всё больше. Подойдя к камере Буригерта, он попросил принести ещё три факела. Четвертый факел взял Гойнер, против которого лесной эрт не имел возражений. Также в камеру занесли небольшой стол, который накрыли свежевыстиранным и пропаренным покрывалом. Эймвир разложил на нем тканое полотно, отвар и шины.
Кнааркша остался в коридоре и стал так, чтобы летун не видел его.
Буригерт сел и положил травмированную лапу на стол.
- Будет больно? - почти шепотом спросил он.
- Готовься к боли, - аббат медленно повернул кисть летуна, чтобы рассмотреть раны. Кое-что сразу привлекло его внимание, - Видишь, Эймвир?
Глядя на заострённый край торчащей кости, Эймвир грустно вздохнул.
- Её нужно будет вернуть?
- Обязательно.
Следуя инструкциям чешуйчатого и аббата, Эймвир осторожно промыл рану. Благо, шкура была пробита только на среднем пальце. Буригерт просто молчаливо наблюдал до тех пор, пока аббат не взял деревянную шину.