Наконец добрались до лагеря. Нас разместили в тёплом, крытом помещении, которое наши мужики окрестили «саклей». Посредине была сложена печь, по стенам устроены двухъярусные нары. Пол был духанистым: его устилали веточки крапивы, тысячелистника, полыни и мелиссы.
«Полковник» с Сергеем ушли и через некоторое время вернулись втроём, с сыном Лютого, Николаем, все обвешанные оружием и подсумками с автоматными рожками. Несколько боевиков, не входя в помещение, поставили у порога ящики с патронами.
Что творилось с Лютым! Он скакал до потолка, тёрся о пол у ног Николая, облизал его с ног до головы, выл и визжал. Ханя воспринял это как приглашение к игре и с радостным хрюканьем кинулся к Лютому.
– Да чтоб тебя, – хозяин выловил его за задние ноги, унёс к себе на нары и посадил на привязь, которую Ханя тут же начал грызть, за что изрядно получил. Мужики поочерёдно обняли Николая, вскрыли ящики и принялись дружно набивать рожки патронами. Через некоторое время в дверь постучали. «Настоящий полковник» пошёл открывать. За дверью стояло ведро сметаны, ведро молока, ящик водки, дымящийся котёл с супом-шурпой, корзина с хлебом, кукурузными лепёшками и зеленью, несколько коробок со свежее нарубленным мясом и посудой. Мужики, вытерев руки ветошью, занесли всё это. Пиршество началось… Плеснув в кружку, Владимир поднялся.
– Мужики!.. – Он сглотнул ком, стоявший в горле, прижал к себе голову сына, – … да ну!.. – И залпом выпил содержимое.
Сидящие за столом дружно повторили этот жест. Говорить им не хотелось, и они синхронно заработали челюстями.
Мы, утробно урча и поглядывая исподлобья друг на друга, молотили мясо, выделенное каждому из нас. Чтобы не случилось беды на трапезе, нас пристёгивали каждого на своём месте. Николай с отцом принесли воды из родника. Она была вкусной, но очень хотелось молока. И хотя все знали последствия сочетания молока со свежим мясом, его всё равно очень хотелось, я уж не говорю про сметану. Потом в дверь опять постучали и с какими0то хорошими словами передали шампуры с шашлыком. Мы задвигали носами, но нам заявили, что это не для наших «наглых морд». Ещё была расплёснута водка. Каждый наливал себе, сколько считал нужным. Так уж у них повелось: никто никого не заставлял, никто никого не упрекал, никто ни на кого не обижался. Они уважали друг друга, хотя некоторые познакомились только здесь.
Нам было труднее: нужно иметь больше времени, чтобы сблизиться, как они и, поскольку образовывалось общество, надо было срочно строить иерархическую лестницу и определять вожака. Это решается зубами, что делать нам не позволялось. По результатам последующих боевых действий вожак определился: им стал кавказец Алый и это не давало покоя ни мне, ни Серому. Но затем всё утряслось.
Днём Николай был с нами, но на ночь его уводили. Время обладает свойством быстро пролетать, и обследовать место нам пришлось уже при свете луны. Естественно, мы все были на поводках. Попадавшиеся навстречу боевики сторонились нас, поглядывая как-то затравленно издали. На утренней прогулке мужики держались кучно. У каждого на боку висел АКМ с тремя скрученными изолентой рожками. Все к чему-то прислушивались, так что наши прогулки были непродолжительными. Всё остальное время мы сидели в прокуренной «сакле».
Они пытались травить анекдоты, но смеха не было. Николай в десятый раз подробно рассказывал о том, что с ним случилось после отправки из военкомата. Удивлялся, почему его, потерявшего сознание, не обглодали собаки. Кто-то высказал предположение о том что, родившийся и выросший с собаками Николай нёс на себе какой-то неистребимый запах, различаемый собаками. А мы лежали и улыбались: ломайте, люди головы, доходите до этого сами, мы вам ничего не скажем. (Помните каменную статуэтку в индийском храме с тремя обезьянками?..)
Из разговора Николая с отцом мы поняли, что нас может ожидать.
Нас было 29.
Кавказец Алый, полуволк-полупёс Серый, пойнтер Ричард или просто рич, фокс Кроша, овчар Лютый, буль Ханя, красавец чёрный дог Воланд, ризен Цыган и ваш покорный слуга – афган Рыжий. Десять автоматов и десять мужиков (ночами – девять).
ИХ, как выяснилось потом, было 34.
ОНИ были схожены и спеты. Мы – притирались.
ОНИ долго не появлялись. Ожидание неизвестного – это самая гнусная и изощрённая пытка. А вдруг ОНИ вообще не появятся…
Неожиданный лай Рича подбросил всех в воздух. Его хозяин внимательно посмотрел на своего любимца, подлетевшего к двери и всасывающего как пылесос воздух. Ноздри Рича ходили ходуном, напряжённые задние ноги подрагивали. «Это ОНО!» – сказал Глеб и взялся за автомат. Мужики заволновались, но суеты не было. Прилаживали подсумки с рожками, передёргивали затворы автоматов, ставя их на предохранители.
Вышли кучей, оставив нас внутри и плотно затворив дверь. Выйдя, рассредоточились, разогнав боевиков по углам. Кто-то из наших залез на дерево, кто-то – на поленницу дров, кто-то – на крышу «сакли» в окружение ящиков. Расстегнули чехлы охотничьих ножей, сняли автоматы с предохранителей.
ОНИ возникли как-то неожиданно, с разных сторон. Без всякой цели пробежали по опустевшему лагерю в одиночку, обнюхивая и перемечая метку чужих собак. На вид это были безобидные дворняги, и как-то не верилось в рассказы про них. Мужики опешили. И только Николай с отцом нажали на спусковые крючки. Их неудачные выстрелы ни в кого не попали. Владимир промазал, видимо, от волнения, а Николай потому, что вообще не умел стрелять из автомата. Остальные мужики к пальбе не присоединились, так как стрелять было уже не по кому. Собачий дозор растворился так же внезапно, как и появился. Прошло ещё 2 часа – тишина! Мужики, утомившись сидеть в своих гнёздах, часа через три стали двигаться в сторону дверей жилища. Чтобы снять напряжение, Лютый устроил пробежку вокруг лагеря, преследуя две цели: разрядить обстановку и убедиться, что собак нет поблизости. Вернувшись в «саклю», мужики не стали есть. Сидели, курили, молчали.
– Слышь, Лютый! – нарушил молчание хозяин Воланда, – что-то мне не верится, что эти благодушные дворняжечки могут кого-нибудь загрызть!
– Дай Бог тебе этого не видеть! – сказал Владимир, поднимая на него покрасневшие глаза. – И, вообще, пошли собачек гулять: им после пары вёдер молока, по-моему, уже пора!
Мы, услышав о прогулке, забеспокоились – действительно пора! Находясь в замкнутом помещении мы начали присматриваться друг к другу, выискивать симпатии, оценивать поведение при кормёжке и прогулках. Коллективчик у нас подобрался особенный. Его душой был ризен Цыган, который никого не доставал как Ханя, не сторонился как Серый, не заискивал как Рич, был со всеми ровен и предупредителен, не теряя при этом чувства собственного достоинства. Он, в отличие от всех ризенов, не кидался при малейшем шорохе с диким лаем на верь, улыбался шуткам других и сам любил удачно пошутить. Он реагировал, с общей точки зрения, на всё правильно. За это его все уважали.
Ну, да я отвлёкся.
Нас вывели на прогулку. Мы старались не толкаться, но всё же держались кучно, не отходя далеко от дома. Деревья вокруг «сакли», как скаламбурил Цыган, пахли нашими с-саклями. С прогулки забрали и увели Николая на невольничью ночёвку. Мы тихонько бродили по кругу. Хозяин Хани повернулся к «настоящему полковнику», о чём-то спросив его. В этот момент Ханя резко дёрнул и, вырвав поводок, ринулся в потемневший лес с весёлым лаем.
– …твою мать! – вырвалось у хозяина. – Назад, Ханя! На-за-д!!
Мы рванулись в сторону исчезнувшего буля, резко натянув поводки.
– Стоять!!! – как выстрел раздался синхронный хор голосов.