- Увы нам. Это пока только у Михаила получилось. И то не окончательно.
- Я, - говорит уже всерьез подросток, - все-таки хочу, чтобы никто не вляпывался так, как Голдинг и другие люди... и как я - тоже, конечно.
Кто же этого не хочет? Даже покойный Эскалера был бы за. Дальше начинаются разногласия по методам.
- Никто... это пока невозможно. Сам понимаешь, почему. Голдинг все-таки был безумен. Но за достаточно большую цену на такое пойдут и вменяемые люди. Все, что делаем мы - пытаемся удержать эту цену повыше.
- Вы примете меня к себе? Я... важные тайны знаю, - смеется.
- Давай поговорим об этом лет через восемь-десять. И ты же понимаешь, что я не самый лучший советчик в этой области.
Фыркает. Смотрит, будто ему вдруг суют погремушку, перепутав с годовалым братом, сейчас скажет либо "ну конечно..." либо "да только с вами нормально и можно!".
Нашел себе улучшенный вариант Голдинга - током не бьет, с ума на глазах не сходит...
- Понимаешь, Антонио, я, в некотором смысле, ненастоящий. У меня никогда не было призвания. Только цель. А у тебя есть шанс получить много больше.
- Да-а-а, - тянет, и превращается в нормального совершенно подростка со всеми прелестями, свойственными возрасту. - Хэрроу или Стаффорд, потом ССО, потом университет, бизнес-школа... вот и все мое много больше.
- Да ну? - смеется Эулалио. Теперь можно. - Вылезешь отсюда, посмотри на свою семью повнимательней.
- Извините, - смущается. - Я устал и глупости говорю. Я сейчас быстро устаю. Я знаю на самом деле...
- Такие глупости время от времени стоит себе говорить. Чтобы не проснуться однажды в нежеланной колее. Но помнить - что это все-таки глупости.
Мальчику пора отдыхать. Воспитателю террористов и экспериментаторов пора побеседовать с его матерью, которая ждет под дверью. Здесь же и отец - фиксирующую конструкцию ему с лица уже сняли, заменив повязкой. Говорить все еще не рекомендуется. Покидать палату - тем более, но ради такого случая синьор да Монтефельтро затребовал себе кресло. Психологи им наверняка все три раза сказали, но психологам они верят не до конца. Ему - поверят.
- Нет, у него нет никакого "синдрома заложника". Он замечательно трезво оценивает ситуацию и собственный вклад в нее. - Вклад скромным не назовешь. Все, кроме несанкционированного избиения в финале, делалось с позволения Антонио и по его подсказке, и он отлично понимает, что его не завлекали обманом - но и быть объектом насилия не соглашался. - В остальном тоже все хорошо.
- Что хорошо? - спрашивает синтезатор.
- Отношение к себе. Представление о ситуации. Цели. Задачи. Вы зря не даете ему читать, после драки кулаками не машут. Но ему нужна среда. И воспитатели. То и другое - в опережающем формате. И, простите меня, этой средой не можете быть вы.
- Он должен в середине года отправиться в школу-пансион... - говорит синьора да Монтефельтро. Кажется, ее не слишком привлекает эта идея. - Боюсь, что будет много веселее чем в лицее. Мне попросту жалко эту школу.
"Хэрроу или Стаффорд, потом ССО, потом университет"...
- Если это то, о чем я думаю, я бы категорически не советовал вам этого делать. Собственно, до разговора с Антонио я хотел порекомендовать один из наших коллегиумов, но теперь это тоже исключено. Он слишком заинтересовался тем, что вольно или невольно показал ему Голдинг. В сочетании с орденскими привычками делать из человека то, что он сам хочет получить - если цена хотя бы порогово приемлема - это ни к чему хорошему не приведет. На вашем месте, я бы оставил Антонио здесь. Вернее - в Мериде. Года на два. Как минимум.
- Бедный господин де Сандовал, - пытается иронизировать синтезатор. - Нет, я не возражаю. Заведение для особо талантливых правонарушителей - это то, что нужно.
- Да, большинство его подопечных все же покушалось на законы общества, а не на законы природы... но особой разницы нет - как говорили предки: все, что можно сформулировать, можно нарушить.
- Вы можете что-то сказать обо всей этой мистике и выдумках? - спрашивает озабоченный отец. Супруга стоит за его спиной, опираясь на спинку каталки, и беззвучным жестом изображает что-то такое, что, воплотись оно в реальность, уложило бы синьора да Монтефельтро в больницу еще на несколько недель.
К сожалению, господина Щербины в комнате нет и необходимые практические поправки внести некому.
- Да. Могу. Он ничего не выдумал. Протоколам лучше остаться как есть - полиция и психологи в этом деле лишние. Но вам нужно знать - он ничего не выдумал. Очень многое перепутал, это правда. Но то, что он видел и слышал - почти все - многократно описывалось.
- Многократно описывалось также, как наш с вами орден, - словарь программы-синтезатора не прибавляет в речь да Монтефельтро механистичности, он просто ее подчеркивает. - уничтожал объединения заговорщиков против законной власти в Толедо по обвинению в дьяволопоклонничестве и малефициуме. Несомненными признаками такового служили тайные сборища, клятвы, ритуалы...
Что интересно, Антонио-старший до сих пор пытается как-нибудь задеть меня за живое. Кажется, он так и не простил мне, что я не стал сводить с ним счеты за то, что во время переворота он использовал меня "втемную". Удивительный человек - во всем его парламенте нет ни одной личности старше двадцати.
- Совершенно верно. Но вам же преподавали источниковедение - не так ли? Сначала выясняем, что мог знать автор. Потом - какие интересы или группы интересов были вовлечены в дело. Потом - какие культурные параметры могли продиктовать или подсказать ту или иную реакцию... сухой остаток - это то, с чем можно работать.
- Вы оба замечали когда-нибудь, что за пару минут образуете вечный двигатель? - вздыхает Паула. - Нет, наверное. Мистер Грин, я хочу получить ответ только на один вопрос: что в рассказе моего сына правда, а что - фантазии и бред?
- Бред - его интерпретация тех данных, что собрал Голдинг, и попытка наложить методы Доктора Моро на "ромскую рукопись". Собственно... это сейчас главная проблема. У мальчика нет никакой защиты от такого рода идей. У него при столкновении с интересной ему мыслью отключается все, в том числе и инстинкт самосохранения. А вот все остальное - он видел, слышал и ощущал.
Синьор да Монтефельтро кладет руки на клавиши... и молчит. Сам по себе, а не потому, что опасается, что устройство разобьют о его же голову. Жена опускает ладонь ему на плечо, другую подносит к губам.
- Что ж, - говорит она после долгой паузы. - Остается только принять это как факт. Наш ребенок познакомился с чудесами, святыми и дьяволом не по проповедям и житиям, а на своем опыте. Это, конечно, трудно уложить в голове... но если сравнивать, то нам еще повезло.
- Вообще-то, - вздыхает сеньор Эулалио, - это называется немного иначе.
Максим Щербина, заместитель по внешней безопасности руководителя флорестийского филиала корпорации "Sforza С.В."
21 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
- Я неправильно устроен, - говорит Максим зеркалу. - Моей любимой женщине нужна Королева Фей, куча неудобств и букет непойманных маньяков. Без этого она вспоминает, что у нее есть жизнь, пугается - и ей становится плохо. У нее совершенно расстроены нервы, она плюется ядом на сто шагов - и считает, что совместно проведенные ночи и бытовая телепатия - это не повод для знакомства. Да, и еще они с Паулой выпили у меня всю аптечку.
Помимо этого, дорогой дневник, у меня никаких новостей, за исключением того, что я выяснил, что начальник отдела из меня - как из амфибрахия амфибия.
Ах, да. У любимой женщины еще пара сотен научных работ и она соображает заметно быстрее меня. Что прекрасно - с моей точки зрения. С ее - едва ли.
Впрочем, сейчас она спит, каким-то чудом ухитрившись занять всю кровать, что, учитывая ее категорическую неприязнь к спанью с краю, передвижениям сонного тела и необоснованным побудкам... Можно назначить это главной проблемой на ближайшие пять минут. Сесть на край, очень плавно вытеснить ближе к середине, медленно, постепенно. Не свалиться в процессе. Стянуть с тумбы книгу, настоящую, живую, бумажную книгу, с ума бы не сойти, причем - кромешную беллетристику. И очень медленно читать, вспоминая и осваивая заново навык чтения. Чтения, а не поглощения информации с параллельной сортировкой. Слова, аллитерационные ряды, образы, композиция... нет, не надо расчленять текст. Пусть просто будет, просто льется, как вода.