А что делать ей дальше? Если узнают, что она хозяйка и повелительница рабов в их с Кощеем усадьбе, то военные её казнят. Какой смысл был тогда прятаться и бороться за свою жизнь?
Нет. Её никто не узнает. Она сняла с себя все украшения, разорвала и вытащила из-под одежды дорогое обгаженное белье. Оторвала длинный подол своего платья. Дольше всего Виолетта обрезала тупыми ножницами свои великолепные волосы, бесчувственные руки едва двигались. Практически до четырнадцати лет её стригли под мальчика. А ей так хотелось, чтобы у неё были длинные волосы, как у принцессы. С четырнадцати лет она волосы не стригла вообще, только подравнивала кончики отросших локонов. Виолетта гордилась своими волосами, а сейчас она расставалась с ними. Волосы она жалела сильнее всего остального: шмоток и побрякушек, дорогого шёлкового белья. Но так было нужно.
– Помогите! Помогите!!! Я живая! – закричала она изо всех сил.
Резкие окрики, влетающие внутрь фургона рикошетили от оббитых грязным металлом стен, и сливались во что-то непонятно и пугающее. От неё что-то требовали, но она ничего не могла понять. Если она что-нибудь сделает неправильно, то её убьют. Тогда погибнет её малыш, а он должен жить. Она сделает всё, что от неё потребуют, чтобы он жил.
Виолетта опустилась на колени и подняла руки вверх, вытянув их как можно выше, насколько смогла. Голоса с улицы стали уже более спокойными. Может, она смогла угадать их приказы?
В лицо ударил нестерпимо яркий свет. Казалось, что луч фонаря пытается выжечь у неё глаза и мозги. Глаза плотно зажмурились сами собой. Испугавшись ещё больше, Виолетта снова закричала:
– Не убивайте меня!!! Я прошу вас! Я живая!!! Я всё сделаю. Только не убивайте! – голос предательски сипел и срывался.
Она сорвала голос, пока пыталась удержать крышку спасительного ящика.
Ей не хотелось верить, что жизнь её малыша кончится, ещё не начавшись, вот так среди вонючего фургона, залитого кровью погибших женщин.
Она услышала, как лязгнул металл, и ноги в тяжёлых ботинках затопали в её сторону. Затем шаг раздвоился. Виолетта не сразу поняла, что к ней идут двое, а не один человек.
Яркий луч фонаря продолжал жечь нестерпимым светом. Перед закрытыми глазами полыхало кровавое зарево. Свет проникал через плотно сжатые веки и въедался в глазные яблоки подобно жгучей кислоте. Вдруг свет исчез, ей на голову одели плотный чёрный мешок. Её руки завели за спину, и запястья почувствовали знакомое ощущение затягивающейся петли.
Виолетту подняли с колен и понесли, не давая ногами касаться пола фургона. Её как ребёнка передали из рук в руки навстречу яркому солнцу. Мешок был слишком тёмным, чтобы увидеть её свет, но ласковое солнечное тепло погладило её по озябшему телу.
Виолетта чувствовала, что её куда-то тащат. Прохлада сменившая ласковое тепло подсказала ей, что её занесли в какое-то здание. Наконец,она ощутила под ногами пол холодный и гладкий как стекло. Она почувствовала, как на ней режут одежду. Треск распускаемой ткани проникал через плотный мешок сразу внутрь её головы.
Чьи-то холодные руки стали ощупывать её тело. Виолетту вертели как тушку курицы на базаре, стремясь разглядеть со всех сторон. Ей развязали руки и сняли мешок с головы. Но проверка на этом не закончилась. Высокий строгий мужчина в мотоциклетном шлеме и странном костюме из плотной ткани с нашитыми пластмассовыми щитками внимательно осмотрел её голову в поисках укусов и ранений. Предосторожность не была лишней, они боялись, что Виолетту укусили.
Перед глазами плавали красные и оранжевые пятна. Зрение восстанавливалось, но медленно. Наконец-то, Виолетта разглядела, что она стоит перед зеркалом совершенно голая. Целлюлитные бедра, громадный живот в растяжках и набухшие бурдюки грудей выглядели уродливо и гротескно. Она ненавидела себя такую.
Виолетта находилась в очень светлой комнате,в которой все стены, пол и потолок были выложены белой кафельной плиткой. Она больше напоминала операционную с обилием всевозможной техники, столами и специальными креслами.
– Чисто. Множественные гематомы. Подозрение на лёгкое сотрясение головного мозга. То, что она беременная на последнем сроке – это сами видите. Есть ссадины и царапины. Её лучше в карантин отправить. Может и обойдётся, – сказал обследовавший её человек в странном костюме.
– Похвально. Присядьте барышня.
Голос донёсся из-за её спины. Человек в костюме помог ей развернуться и сесть на вертлявый неудобный стул. Теперь она оказалась перед мужчиной и двумя женщинами, сидящими за длинным белым столом. По обеим сторонам расположились угрюмые подростки с автоматами.
– Кто вы, милая.
– Я, Вика. Служанка я. У хозяев служила, – не своим голосом отозвалась Виолетта.
– Беременная служанка?
– А куда мне деваться? Или подыхать, или терпеть. Я не нахлебница. Я своим трудом себе на жизнь зарабатываю.
– Хм. А как же вы смогли в фургоне выжить?
– Я под тент залезла. Там ящик большой был, в нём я и спряталась. Они по мне топтались. Искали меня, но недостали.
– А что у вас с волосами?
– Хозяйка в наказание овечьими ножницами постригла. Я провинилась.
Виолетта почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Стул под ней поплыл куда-то в сторону, а комната перед глазами завертелась каруселью. Она слышала голоса, но снова не понимала их. Низ живота пронзил острая боль.
– А-а-а!!! – закричала Виолетта от неожиданности. Наверное, малыш собрался сам посмотреть на мир, где так отвратительно издеваются над его мамой.
Виолетту снова подхватили на руки, но не повели, а уложили на стоящую рядом каталку. Она инстинктивно поджала ноги. Её катили по коридору, остановившись на пару минут в просторном вестибюле. С ней разговаривали, её о чем-то спрашивали. Острая дёргающая боль пронзила низ живота, и Виолетта непроизвольно поднялась на локтях. Она поняла, что у неё начались самые настоящие схватки. В этот момент произошла та самая удивительная встреча.
Виолетта ждала и надеялась, она мечтала увидеть своего любимого Кошу. И вот эта встреча состоялась. Он был жив.
Кощея везли на такой же, как и у неё, каталке. Его едва можно было узнать. Худое и бледное лицо с неимоверно заострившимися чертами и отросшей щетиной повернулось к ней на пару мгновений. Она его узнала. Он тоже её узнал, его глаза блеснули счастливой искрой. Потом его тележку развернули в другую сторону и покатили в тот самый коридор, откуда только что вывезли Виолетту. Пока каталку с Кощеем крутили, она увидела как сильно он изранен. На нём живого места не было! А левая нога была отрезана чуть ниже колена. Окровавленная повязка туго стягивала культю.
Собравшись с силами, Виолетта прокричала ему вдогонку:
– Коша! Со мной все в порядке! Я рожаю! Малыш хочет жить! Ему будет хорошо!
– Вот даёт! – пророкотал голос у неё над головой. – Ты не напрягайся. Нам и так всё понятно. Сейчас в операционную тебя везём. Там рожать будешь.
Обессиленная Виолетта откинулась на спину. Она слышала скрип колёс старой тележки, на которой везли её любимого. Ей было и плохо и хорошо одновременно. Она смогла ещё раз увидеть своего любимого Кошу. Может судьба пожалеет их, и они снова будут вместе?
Схватки мучили Виолетту очень долго. Она знала, что должно быть больно, но не представляла, что настолько. Родить она не могла, измученное долгой поездкой и борьбой за свою жизнь тело, отдавало последние силы, но не могло разрешиться от бремени. В итоге ей сделали кесарево сечение.
Сначала сквозь мутную пелену перед глазами она увидела красное сморщенное тельце с чёрными волосиками на голове. Это была девочка. Самая прекрасная девочка на земле – её доченька. Из глаз Виолетты текли жгучие слезы. Она плакала. Она должна плакать. Виолетта только так могла показать своей дочке, как она счастлива. Голосовые связки окончательно сдались, она онемела.
В ответ она услышала самый чудесный звук, который когда-либо слышала. Вместо Виолетты, закричала её доченька. Сначала она хлюпнула, а потом визгливый крик сладкой музыкой погладил душу Виолетты.
Началась новая жизнь.