По собранию побежал невнятный гул.
— Кто из вас бывал в Петрограде, в Москве, в других больших городах? — Саша чуть повысила голос. — Видали там богатые дворцы, шикарные экипажи, дорогие магазины? Вы думали когда-нибудь, чем оплачено все это? На какие шиши? Я скажу вам. Все это куплено на ту самую копейку, которую человек своим трудом заработал — и от которой не получил и десятой доли. Ваш труд не принадлежит вам. А так как ваша жизнь — это труд, значит, ваша жизнь не принадлежит вам. У вас отнимают ее. Так же, как когда вас забрили в солдаты и отправили воевать за пределы России, даже не объяснив вам, зачем и почему. Когда вы видите роскошь, помните — все это вашим трудом, вашей кровью, вашими жизнями оплачено.
— Но ведь там не только дворцы и экипажи всякие, товарищ комиссар, — возразил, наморщив лоб, Прохор. — Нужны еще дороги, мосты, школы… Это ж все чего-то стоит. Выходит, как ни крути, наш пекарь не сможет оставить себе всю копейку с каждой булки?
— А вот для решения этих вопросов и выбираются Советы. На каждом производстве есть Совет из тех, кто там работает. Они обсуждают вопросы и решают, что нужно построить для всех и по сколько на это скинуться. Местные Советы выбирают своих представителей в городские Советы и дальше, так до Верховного Совета, управляющего всей страной. Как тратить общие средства, по каким правилам жить — все это решают те, кого выбрали рабочие, крестьяне и солдаты. Такие же, как вы. Власть Советов — это ваша власть!
— А разве не власть большевиков? — спросил паренек из середины зала. Саша запомнила его лицо, но ответила с улыбкой:
— Партия большевиков не правит. Правят Советы. А большевики учат трудящихся, как собой управлять. Чтоб стать большевиком, надо много учиться. Подойдите после собрания, я раздам вам книги. В следующий раз обсудим, кто что прочел. Кто что понял или не понял. С винтовкой без книги нет побед! Это из поэта одного пролетарского, его стихи у нас тоже теперь есть. Учитесь сами, учите других — и сможете со временем вступить в партию. Не бойтесь ничего, и если что-то непонятно, обязательно спрашивайте меня или других партийных товарищей. Мы здесь, чтобы помочь вам во всем разобраться. Потому что пришло ваше время.
— Так какое оружие ты хочешь освоить, комиссар? — спросила Аглая, раздеваясь перед сном.
— Все.
— Неплохо! Но зачем?
— Я имею в виду, все модели пистолетов и револьверов, какие только есть у нас на вооружении. Сегодня меня пытались убить с помощью осколка стекла. Человек, который сделал это, смог раздавить в руке стакан. Я битый час пыталась повторить это — у меня не получается. Силы не хватает. Чего смеешься? Сама попробуй. Руку только обмотай тряпкой. Тому человеку в его ситуации было уже все равно, но нам пока еще нет.
Интересно вот что. В двух шагах стоял Лекса с наганом в кобуре — я даже не уверена, что кобура была застегнута. Если б пленный этот догадался выхватить у Лексы наган, я бы, скорее всего, была мертва. А так, при всей эффектности жеста со стаканом, летит кусок стекла довольно медленно, а реакция у Белоусова хорошая, на мое счастье.
— Лекса! Да, этот ротозей, пожалуй, запросто проворонил бы наган, — хмыкнула Аглая. Саша отвела глаза. Между этими двумя явно что-то происходило. Саша надеялась, что это не станет ее делом. Но опасалась, что станет. Опасное дело — романы в действующей армии.
— В этом есть смысл, — продолжила Аглая. — Физически сильнее среднего мужчины ты вряд ли станешь, комиссар. Твоими преимуществами могут быть скорость и ловкость. И подлость. В боевой обстановке, я имею в виду. Ну, какую бы обстановку ты ни определила как боевую.
— Знаю, я много дралась в детстве. Улицы Белостока — не место для благородного боя.
— Завидую.
— Брось, чему тут завидовать? Мы и ужинали-то не каждый день…
— Догадываюсь, — грустно сказала Аглая. Перевернулась на живот, опустила голову на сложенные руки. — Наверно, таким детям кажется, что если ты досыта поел, тебя не бьют дома или на улице, у тебя есть обувь по сезону — это и есть счастье. А я свою жизнь провела среди людей, которые все это воспринимали как должное. И знаешь что, Саша. Они, эти люди, разные, но сходны в одном: все как один глубоко, неизбывно несчастливы. Живут мелкими страстями или странными какими-то фантазиями. Страдают от меланхолии.
— Буржуазное упадничество, — зевнула Саша. — Что нам на них равняться. Когда мы изменим общество, изменятся и люди.
— Ты думаешь? Я в этом не уверена. Или, возможно, мы не делаем сейчас чего-то для этого. Упускаем что-то важное. Пока мы сражаемся, нам кажется, что это преждевременно. Но как только мы победим, сразу станет поздно.