Подъехав к приюту, я припарковался рядом с другим пикапом. Я даже не успел выйти из машины, когда из дома вышли Гроул и высокий долговязый парень и направились в мою сторону. Гроул насторожился, как только заметил меня, но, по крайней мере, не достал пистолет. Это было самое дружелюбное отношение со стороны итальянцев за последние годы, и это все еще казалось странным. Я сомневался, что, находясь в полудружеских отношениях с Фамильей, я когда-нибудь перестану чувствовать себя странно.
Я вышел из авто, стараясь держать руки на виду. Я действительно не хотел оказаться с пулей в голове, если только я реально не дал им для этого повод.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Гроул.
— У меня еще две собаки для тебя, я спас их со свалки одного из моих мертвых братьев по клубу. Одна из них ранена.
Гроул все еще выглядел настороженным, но часть его настороженности улетучилась, когда он увидел собак на пассажирском сиденье.
— Веди.
Я подошел к пассажирской двери и открыл ее.
— Выпрыгивайте.
Собаки действительно послушались и выпрыгнули из машины. Большой пёс зарычал, когда Гроул подошел к нему, но высокий мужчина опустился на корточки и заговорил с собакой спокойным голосом. Вскоре они успокоились и рысью приблизились к нему.
Он погладил их.
— Я позвоню нашему ветеринару, чтобы он осмотрел рану, а тебе следует вернуться в город и встретиться с Лукой.
Я проигнорировал последнюю часть и указал на багажник грузовика.
— У меня с собой байк Маттео. Могу я оставить его здесь, чтобы он мог его забрать?
Гроул выпрямился, подозрительность вернулась на его лицо.
— Почему бы тебе самому не отдать его байк?
— Я не собираюсь возвращаться в Нью-Йорк прямо сейчас. Я должен решить несколько вопросов, прежде чем смогу присоединиться к команде Луки.
Гроул покачал головой.
— Это так не работает.
— Со мной все работает именно так, — просто ответил я. — Я, вероятно, вернусь через пару дней, передай это Луке.
— Какие вопросы тебе нужно решить сейчас?
— Это только мое дело. Но это не касается Фамильи.
— Все касается Фамильи, особенно если обеспокоена Марселла Витиелло. Она знает, что тебя не будет?
— Ты можешь передать ей. Она поймет.
Я не был уверен в этом, особенно потому, что я не мог рассказать ей подробности своих планах, так как никто меня не выдаст. Я никогда не был подотчетен девушке, за исключением моей матери, когда я был маленьким, но даже это прекратилось, когда я стал подростком.
Гроул сузил глаза.
— Если ты не уверен в Марселле или в том, где твоя верность, тебе лучше не возвращаться. Однажды Лука даровал тебе жизнь. Больше он не будет так милостив.
— А тебе-то что?
— Я знаю, где лежит моя верность. Лука приютил меня, когда мне некуда было идти. Я не тот человек, который растопчет такой подарок.
— Просто передай Марселле, что я вернусь, как только разберусь с делами, и скажи Маттео спасибо за его байк.
Я повернулся и вернулся в машину. Я не нуждался в чувстве вины от Гроула. У меня возникла мысль отправиться в особняк Витиелло и попросить встречи с Марселлой, прояснить с ней ситуацию, но найти Грея, пока его не убили, было моей главной задачей. Как только он расскажет мне, кто слил информацию о том, что я убил его отца, я смогу решить, как с этим поступить. Я даже не знал, сколько времени это займет, но мы с Марселлой прошли через худшее, чем несколько дней разлуки.
Скоро мы воссоединимся, и, черт возьми, я не мог дождаться, когда вновь почувствую ее вкус.
Марселла
Находясь дома, я все еще ощущала себя странно после нескольких недель неволи. Я проводила с Мэддоксом практически каждую секунду дня, и разлука с ним казалась странной. Я скучала по его присутствию, даже по его грязному рту, и не только в одном смысле, но он, очевидно, сделал свой выбор, чтобы двигаться дальше и наслаждаться свободой, которую мог предложить ему только байкерский образ жизни.
Мои губы искривились от горечи, когда я посмотрела в окно, на улицу перед нашим домом. Я продолжала делать наблюдать, даже если Маттео сказал мне час назад, что Мэддокс не вернется.
Похищение помутило мой разум, хотя я не хотела никому в этом признаваться. Может, и хорошо, что Мэддокс принял решение, для которого я была слишком слаба, слишком увлечена, и разорвал наши отношения.
Действительно ли возможно восстановить отношения в нормальной обстановке, без страха и отсутствия свободы? Мы никогда этого не узнаем.
Я не ненавидела Мэддокса за его уход. Я также сомневалась, не лучше ли было позволить отцу убить Мэддокса, потому что тогда все было бы проще. Жизнь с Мэддоксом стала бы вызовом не только для меня, но и для моей семьи и Фамилье, и я не была уверена, что все бы справились.
Амо издал низкий звук недовольства.
— Хватит пялиться в окно, как собака, ждущая своего хозяина. Он не вернется. Он неверный байкер, и тебе будет лучше без него.
Я бросила на брата свой лучший смертельный взгляд, взбешенная его сравнением.
— Собака будет вилять хвостом и приветствовать своего хозяина после его возвращения, но ты можешь поспорить своей задницец на то, что я надеру Мэддоксу яйца, когда он вернется в мою жизнь.
Амо покачал головой.
— Я знаю, что ты бы так и сделала, но ты должна позволить отцу разобраться с этим идиотом и прикончить его. Это чистая расправа, в которой ты нуждаешься, Марси. То, что это все еще где-то там, сдерживает тебя, и ты действительно не должна позволить этому случиться. Ты нуждаешься энергии и мозгах, чтобы показать солдатам отца, кто здесь хозяин.
Я наконец отвернулась к окну. Только из окна Амо открывался вид на улицы, в то время как мое окно выходило на сады — вероятно, еще одна из папиных мер безопасности.
— Меня ничто не сдерживает. Я могу отделить свое сердце от мозга. Моя работа в Фамилье не имеет ничего общего со мной и Мэддоксом.
— Нет никакого Мэддокса и тебя. Он бросил тебя.
Я сузила глаза.
— Он не может меня бросить. Мы не состояли в отношениях.
Амо отмахнулся от меня.
— Не продолжай. Я не хочу знать подробностей о твоем статусе: «заключённая с бонусами».
Я швырнула в Амо то, что смогла схватить, — тяжелый учебник по алгебре с пола. Ему едва удалось увернуться от него, затем он поднял руки.
— Хорошо. Давай больше не будем упоминать байкера.
— Спасибо.
Я подошла к его дивану и опустилась на него. Амо вернул свое внимание к экрану компьютера, где он читал о топографии Пенсильвании. Я не была уверена, было ли это для домашней работы или для их охоты на байкеров.
— Наши солдаты в конце концов примут тебя, — сказал Амо, но в его тоне прозвучало скрытое «но».
Наши солдаты. Для него все это так естественно. Его приняли с распростертыми объятиями, и никто никогда не сомневался, что он станет Капо, когда отец выйдет на пенсию.
Я также знала, чего Амо не сказал.
— Потому что они уважают и боятся отца.
Он не отрицал этого.
— Я заслужу их уважение.
— Тебе придется приложить намного больше усилий, чем мне.
Я знала это. На женщин смотрели свысока. Мы должны были быть красивыми и уметь держать язык за зубами. Из-за папы я была избавлена от сексистских комментариев, но мужчины не воспринимали меня всерьез из-за меня самой.