«Потому что я хочу, чтобы хоть один раз ты признала, что я очень и очень хороша и мои фокусы – важная часть шоу».
Но признания от нее не дождаться, так что я решила сменить тактику:
– Если мы расширим мой репертуар, то сможем охватить большую аудиторию, а значит, шоу станет успешнее, и у нас не будет необходимости проводить частные сеансы.
– Твое сопротивление сеансам становится утомительным. Мы с Жаком разработали план, и сеансы являются важной его частью. Честно говоря, не понимаю, почему они так сильно тебя беспокоят.
Может, потому, что я устала от того, что мою мать в любую минуту могут бросить в тюрьму за нарушение закона? Или потому, что у меня в кои-то веки появился настоящий дом, а скандал будет стоить нам регулярных выступлений? А может, потому, что сейчас у меня есть шанс на нормальную жизнь, и я не хочу, чтобы жажда славы моей матери его уничтожила? Я не смела прямо высказать ни одну из этих мыслей, поэтому просто обиженно замолчала. Как всегда.
Мама хлопает в ладоши, возвращая меня в настоящее.
– Добавить еще несколько номеров в самом начале – потрясающая идея! – говорит она.
Да, идея хорошая, но я не собираюсь сообщать об этом Жаку.
– А разве для этого не поздновато? – подстрекаю я. – Готовясь к завтрашней премьере, мы целый месяц рекламировали шоу по всему городу. Разве программа не должна была давным-давно устояться?
Я прячу улыбку, видя, как вспыхивает Жак. Его темные глаза выразительны, но не выдают истинных чувств, а черные волосы зачесаны назад и завиваются у воротника элегантного костюма. Жак переехал в США несколько лет назад, желая ускорить продвижение своих французских артистов и зацепиться в процветающей американской индустрии развлечений.
– Не будь такой вредной, дорогая. – Мама отмахивается от меня легким движением руки и переключает внимание на Жака. – Итак, какой номер лучше всего добавить? Хм-м...
Я откидываюсь на спинку кресла и закипаю от злости, наблюдая, как француз потягивает мой чай. Пальцы начинают подрагивать, и я хватаю со стола колоду карт. Перетасовка успокаивает.
– Нам не нужен еще один медиум или менталист, – продолжает мама, не дожидаясь ответа. – Может, фокусник? Или нет, почему бы нам не попробовать что-то совсем иное?
На ней красный халат-кимоно с вышивкой и королевские домашние туфли. Я замечаю, насколько безупречен ее макияж. Мама наверняка знала, что импресарио заглянет этим утром.
Жак одобрительно кивает:
– Блестяще. Я тоже думаю, что фокусник ни к чему. Мы же не хотим, чтобы кто-то составил Анне конкуренцию, хотя я видел не слишком много магов, на это способных.
Мама хмурится, но Жак этого не замечает. Он должен был сказать, мол, не хочет, чтобы кто-то составлял конкуренцию ей. Она ведь «гвоздь программы» и очень ревностно охраняет этот статус. И судя по морщинам на ее лбу, Жак только что придал моей роли в шоу слишком большое значение, и маму это не устраивает.
– Может, нам стоит пригласить молодого певца? – продолжает агент, по-прежнему не замечая своей бестактности. – А после него могли бы выступить какие-нибудь танцоры. Подарим зрителям немного новых ощущений. Главное не переборщить. Мы же не хотим, чтобы они стали беспокойными.
– У вас есть кто-нибудь на примете? – спрашиваю, пытаясь отвлечь маму от комментария Жака, хотя в глубине души и удовлетворена тем уважением, что он выказал моему мастерству.
Он решительно кивает. Ну конечно! Меня накрывает волной раздражения. Он умело подводит маму к тому, что это ее идея, хотя сам уже давно все распланировал. Наверняка все было придумано еще несколько недель назад.
– Недавно я подписал контракт с начинающим певцом и знаю танцевальную труппу, которая ищет работу.
– Чудесно.
Мать царственно откидывается на кушетке, ее глаза светятся, когда они с Жаком начинают обсуждать нашу предстоящую премьеру, и недавняя ошибка француза прощена.
Надо отдать маме должное: она проделала долгий путь от маленькой Мэгги Моше из венгерского городка Эгер до мадам Маргариты Эстеллы Ван Хаусен. В течение многих лет судьба то возносила нас на вершину, то сбрасывала вниз, но мама никогда не теряла стальной выдержки. И неважно, где она находилась – в дешевом пансионе на Среднем Западе или в гостиной какого-нибудь богача, – Маргарита Ван Хаусен всегда казалась царственной, загадочной и абсолютно непринужденной.