Кровь так плохо идёт по венам.
–
Мои пальцы хрустят в такт,
И мне кажется, что всё невозможно,
Для тебя я лишь паразит,
Относись ко мне осторожно.
–
Ты не веришь во власть людей,
А я не верю в твои губы,
Посмотри же в мои глаза,
Там увидишь острые зубы.
–
Мы с тобой идём на войну,
Наша жизнь не похожа на солнце,
Власть людей создаёт тюрьму,
А наша страсть окисляет стронций.
–
Ошмётки кровавой любви,
И немного солёной веры,
Ты рыдаешь одна в темноте,
А я рисую твои примеры.
–
И утром в безумной возне,
Ты оставишь частичку кожи,
Мы с тобой умираем извне,
И я ненавижу тебя тоже.
Столбнячный жир
Неназванное количество людей находилось в грязной камере квадратной формы. Со стороны могло показаться, что этот квадрат указывает на четыре направления деятельности человека: смерть, разрушение, голод, болезни.
Скелетообразный человек волей и неволей хотел делиться фотографиями своих мыслей, но каждая из них рассыпалась на части, словно она была соткана из воздуха. «Сыро, блядь».
Зачем пытаться упорядочить всё со стороны, если смысл тоже рождается из потока слов, вот там и будет его искать.
Дикая мания охватила память человека, он помнил о своей роли в этом месте и скрежетал зубами от страха уродующей смерти. Ему уже казалось, что её прихвостни избивают его на глазах у окружающих, прыгают на нём, бьют по лицу, душат. Круг из силовых структур не защитил его. Никто не защитил.
Мы надавили иглой на его болезненный гнойник, и он звёздами вспыхнул на наших глазах. По рукам побежали искры, освещающие пепельные стены комнаты.
Ты впустишь меня? Мне так тяжело страдать здесь в одиночестве. Пожалуйста. У меня ничего нет, даже жизнь никому не принадлежит. В очередной раз я сокрушительно каюсь у твоих ворот. Вены, их невозможно отыскать в этой тьме. Да я и не попадаю. Тварь, слышишь? Пусти меня, у тебя есть шанс меня спасти.
«Сука, блядь, мразь, пусти меня в свой прекрасный мир». Хатьфу, нечаянно наплевал в рот соседу по камере. Кто и за что нас обрёк на это? Родились в экзокостюме и стоим теперь круглые сутки. Заживо гнию у твоих дверей и сыплю свои слюни на замок. Меня же убьют здесь. Паскуда, уродина, пусти меня. Тут нет ничего, кроме боли и страха. Даже и представить другую жизнь не могу.
Ублюдина, что там у тебя на стороне? Может быть что-то большее. Заживо кладут в гроб и хоронят на дне непутёвого оврага.
«И никто меня не пускает, представляете?». Один выгибаюсь по дуге в этом мире и мышцы мои рвутся. Токсин существует в нашем омуте вместо воздуха, и я иду по нему, будто радуга космических лучей пронизывает каждого служителя божественного департамента. Как вы видите здесь есть только один выход, погружаться куда-то глубже. Слышал легенду, что космонавты могли спускаться на самое дне и в обратном порядке проходить сквозь ядро. Потихоньку из каждого угла будет ползти тёмная струйка воды и мы тут утонем.
Знаете, что подумал? А ведь всё одинаково, тут и там. Там и тут. Стаю бывает на обочине форзаца, а всё плывут в цикличном потоке гранул перца. Могу и неправым быть, но все равны друг другу и делают себе подобных.
Даже разница отсутствует, одни муравьи во всём, а я мочусь на этот муравейник. «Если смоет и меня, то, блядь, ладно».
Хули и нет? Так же и случится, буду идти сквозь сад, а там меня и заберут маги в белых халатах. Хотел бы, чтобы зеркало стояло на могиле, каждый будет отражаться и поражать сам себя в самую печень. Не-а, ребзи, я только в вирусы верю. Такая хорошая женщина она была – Вера, животных и детей кормила. Её как-то собака укусила. «Ебать». Она оказывается заболела и агрессировать начала. Святое ей прописали и хор из детей, так она набросилась и покусала их. Первый случай трансмиссии вируса в реальной истории человечества неразумного.
«Ты заебал, пиздец». Цирк какой-то здесь базируется, даже не поймёшь моменты ясного или тёмного сознания. Помнится пиво открыл, а оттуда светлая струя росы, да прямо на могилу своего рода. Уж не знаю, что там у вас, а вот про болезни всегда интересно было.
Представляю себе сборку из органов, она так ползёт потихоньку и поглощает некрозом каждого выбранного вами человека, его сплетают в сеть и теряют ориентацию текущего направления.
Мне казалось, что психиатрическая больница и есть маяк, к которому иду. Стремлюсь, теряется удовольствие и смысл, мне даже и мыться под этим печёночным дождём не хочется. Разрывает от злобы меня, что отражённый мир не достаётся нам, ведь мы всё глубже в этом батискафе погружаемся на дно бесконечного множества факторов суицида.