На самом деле я слышу всё до единого слова, даже когда изо всех сил стараюсь не слушать. Ругаются они из-за того, что папа опять не вызвал установщика дверей, чтобы тот выпилил порожек. Или вместо того, чтобы везти меня в зоопарк, всю субботу чинил соседский принтер. В таких случаях помогает только моя ортопедическая подушка, которую я кладу на голову и сжимаю по бокам так, что получается домик. Я сижу в домике со звуконепроницаемыми стенами и разговариваю с зашкафцами. А потом я незаметно засыпаю, потому что знаю: ночью мама с папой помирятся и утром всё будет хорошо.
Третий вид — самый тихий и самый опасный. Такие ссоры сразу начинаются на кухне за закрытыми дверями. Так происходит у политиков, которые хотят посекретничать втайне от мировой общественности. И поэтому я никогда не знаю, из-за чего в таких случаях ссорятся мама с папой. Обычно они не кричат, не ругаются и не обзывают друг друга «увальнем» и «эгоисткой». Они спокойно беседуют, и мне ничего не слышно, кроме приглушённого, бесстрастного «бу-бу-бу», даже если я сижу в коридоре. И от этого «бу-бу-бу» мне становится очень страшно, потому что я знаю: сейчас дверь откроется и в коридор с бледным лицом выйдет папа. Он пройдёт мимо, меня не заметит, наденет ботинки и уйдёт. А мама будет сидеть на кухне и курить забытые тётей Олей сигареты «ПЁТР I». Папа не вернётся ни ночью, ни на следующее утро. Он вообще может не вернуться, если только мама сама его не найдёт и не приведёт обратно. Папа уходил три раза, и три раза мама его возвращала.
Сегодня — четвёртый.
Вечером мама разбила своё любимое круглое зеркальце и сказала, что это к беде. А я сказала, что суеверие — это «грэх». Я хотела рассмешить маму, но она не засмеялась, а стала собирать по кухне осколки. Они были такими крошечными, просто микроскопическими, и собрать их нельзя было даже веником, обёрнутым в колготки. Тут вернулся с работы папа и сказал:
— Зря мы, что ли, моющий пылесос в кредит взяли? Лучше бы я камень с видюхой поменял. Всё равно на кухне как был первозданный хаос, так и остался. Нас муравьи скоро из квартиры выселят.
Вот так говорит мой папа и смеётся. Мама молча дометает кухню и ставит в микроволновку «Ласточкино гнездо». Потом она достаёт из холодильника банку горошка, берёт консервный нож и пытается её открыть. Нож у нас ещё от бабушки — старый и тупой, он срывается, и мама ранит указательный палец.
— Нет чтобы с кольцом «Easy Open» купить, всё норовишь сэкономить, чтобы тебе на камень хватило, — говорит мама и суёт палец под холодную воду. — У меня у самой скоро камни в почках появятся от такой жизни.
— А по-моему, нормально живём, правда, Лидочек? — папа заговорщически подмигивает, предчувствуя наступающую грозу.
— Ничем не хуже, чем в Аризоне, — поддакиваю я. — Даже кофе-машина есть, как в любом уважаемом офисе США, — я цитирую маму.
— Мишук, ты понимаешь, что всё в тебя упирается? Документы готовы, рабочие визы, считай, у нас в кармане. Ты только представь, какие горизонты открываются!
— Перед тобой они открываются, — поправляет папа. — А я что в твоей хвалёной Аризоне делать буду? Язык мне никогда не выучить — это раз…
— Да программисты твоего уровня там нарасхват! — мама напрочь забывает о пальце. — Английский вместе с Лидочком выучишь, тебе даже на курсы ходить не придётся. Я ведь кандидат педагогических наук как-никак, а потом, языковая среда…
— Я как мать брошу? — папа пускает в ход тяжёлую артиллерию. — Ей год, максимум два осталось с её-то сердцем. Я потом себе никогда не прощу… В случае чего некому даже похоронить будет.
— Мы Марию Аркадьевну к себе заберём. Устроимся, обоснуемся, и сразу за ней вернёшься. А потом, вот положа руку на сердце, чем ты ей тут можешь помочь? Раз в неделю залетишь, как сквозняк в форточку, продукты в холодильник выкинешь, думаешь, ей легче от такой всепоглощающей сыновней любви? А там она с нами будет жить, с Лидочком заниматься, глядишь, и ишемия пройдёт. У нас же все болячки от неустроенности нашей, от дефицита любви.
— Только не надо в мои отношения с матерью лезть, — злится папа. В микроволновке в это время взрывается «Ласточкино гнездо», но никто не обращает на это внимания. — И вообще холодная война не за горами. У них там вон что творится — кризис! Скоро Штаты страной третьего мира станут, а мы всё в рот им заглядываем! Короче, я говорю «нет», а там сама решай, что тебе дороже.
— Что мне дороже?! — взвизгивает мама, но тут же берёт себя в руки. — Лидочек, давай-ка в комнату, уроки делать. И дверь прикрой.