Примечания
1. Шиду и Аланьто - это китайские транскрипции местных географических названий. К счастью, Лари может быть легко идентифицирован и дает представление о его окрестностях.
2. “Вусу-цзян”, вероятно, является притоком реки Брахмапутра (Ярлун Цзанпо).
3. Наблюдения Сюй-юня относительно статуса тибетского буддизма кажутся в этом отрывке не более чем доброжелательными, хотя его описание, с другой стороны, наполнено великодушием по отношению к тибетским традициям. Здесь следует принять во внимание особые обстоятельства. Буддистская сангха обычно запрещает мясоедение, и Сюй-юнь вводил решительные реформы в китайских монастырях везде, где он обнаруживал случаи мясоедения. Следовательно, он был шокирован тем, что употребление в пищу мяса было, как он обнаружил, весьма обычным делом для тибетских буддистов. Тибетский климат и почва не очень-то способствуют получению хороших урожаев овощей, а урожаи злаковых культур зачастую скудны. Таким образом, в силу простой необходимости тибетские монахи часто употребляют мясо. Ячмень и просо иногда дают неплохой урожай, но редко в количествах, достаточных для удовлетворения всех потребностей. Мы уже говорили о том, что Сюй-юнь придерживался строгой вегетарианской диеты весь период своего пребывания в Тибете и, очевидно, находил соответствующую пищу для поддержания тонуса. Но как ни странно, предписания Винайи однозначно не исключают применения мяса в качестве пищи, главным образом потому, что монахи, как правило, просят милостыню или едят то, что их покровители им предлагают. В Китае предписания Винайи связывают с Брахмоджала -сутрой, которая действительно исключает употребление мяса, подобно Ланкаватара-сутре. Таким образом, в Китае канон явно запрещает мясоедение.
Что касается критических замечаний Сюй-юня относительно тибетских школ и их различий, то проблема скорее кажущаяся, чем действительная. Тибетский буддизм породил свои собственные школы так же, как и китайская буддистская традиция. Можно предположить, что Учитель принял эти различные подразделения за секты, представлявшие разные взгляды. Как известно из других заметок Сюй-юня, он считал все аспекты дхармы дополняющими друг друга и учил своих последователей не отдавать предпочтения какому-то одному методу. Если бы Учитель умел говорить и читать по-тибетски, он бы признал, что тибетцы считают необходимым выражать дхарму различными методами, точно так же, как это делают китайские школы.
МОЙ 50-й ГОД (1889-1890)
Мне не хотелось оставаться в Тибете, и с наступлением весны я отправился на юг через Ла-ко и Я-дун (иначе называемый Мао-дун), который был воротами в Индию из Тибета. Я прибыл в Бутан, перейдя через горные цепи, названия которых были мне неизвестны, хотя я однажды слышал, как их называли “Луковичной Цепью” или “Снежной Цепью” (Гималайская Цепь). Я воспользовался возможностью и сочинил поэму, которая содержала следующие строчки:
Что режет горизонт Подобно пустоте прозрачной? Сей мир из серебра ярчайший, Он то же, что сверкающий нефрит.
Оказавшись в Индии, я добрался до города Ян-пу, где совершил паломничество в различные святые места. Позже я прибыл в великий бенгальский город Калькутту, откуда морем направился на Цейлон. Будучи там, я продолжал свое паломничество по святым местам, после чего снова морем добрался уже до Бирмы. Там я посетил великую шведагонскую Золотую Пагоду (в Рангуне) и почтил интерьер храма. Когда я прибыл в Чи-ти-ли вблизи Моулмейна, я увидел необычный валун, возложенный, по преданию, на скалистом выступе Маудгальяной в древние времена. Многие преданные ему последователи приходили туда, чтобы отдать дань почтения.
На седьмом месяце я возвратился в Китай. Продвигаясь из Лашио, я прошел через ворота Хань-лун и вступил на территорию провинции Юньнань. Пройдя через Нянь-нин, Лун-лин, Цзин-дун, Мэн-хуа, Чаочжоу и Сиагуань, я достиг префектуры Дали. Там я посетил великое озеро Эр-хай, серебряный шум водопадов которого был слышен на несколько ли вокруг. Это было самое замечательное зрелище.