Чтоб добраться до этой горы и этой замшелой скалы,10 В ярком свете лунном, когда рыба с тенью от ели играет. Тот, кто с высот на мир иллюзорный взирает, Услышит колокольный звон, порожденный небесным ветром.12
Я начал восстанавливать храм, чтобы принимать паломников отовсюду, и поспешил собрать необходимые для этого средства. В связи с этим я попросил Учителя Цзя-чэна присмотреть за храмом и в одиночку отправился в Тэнюэ (с целью изыскания материальной поддержки). Из Сайгуаня я прибыл в Юнчан и в конечном итоге достиг Дерева Хэму. Дорога до него была длинной - в несколько сот ли - и оказалась очень суровой и трудной, поскольку ее не ремонтировали в течение многих лет. Однако местные жители сказали, что некий монах из другой провинции решил, мужественно преодолевая серьезные трудности, отремонтировать ее. Он не просил оказать ему финансовую помощь, принимая лишь добровольные пожертвования от прохожих в виде пищи для удовлетворения самых скромных потребностей. Он неуклонно работал в течение нескольких недель. Благодаря его усилиям, почти на девяносто процентов дорога была в приличном состоянии. Чтобы выразить благодарность за совершенную им работу, население Пупяо намерилось восстановить для него храм Павлиньего Царя13. Однако он отклонил их предложение и сосредоточил свои усилия на ремонте дороги. Меня удивила эта история, и я решил разыскать этого монаха. На исходе дня я встретил его на дороге. Он нес мотыгу и корзину и собирался уже уходить. Я подошел к нему, соединив ладони в знак приветствия, но он лишь выпятил на меня глаза, не сказав ни слова. Я не обратил на это внимания и последовал за ним до храма, где он положил на место свой инструмент и сел, скрестив ноги, на подушечку. Я пришел выразить ему свое почтение, но он игнорировал меня и Молчал. Тогда я тоже сел напротив него. На следующее утро он встал и начал варить рис, пошевеливая кочергой поленья. Когда рис сварился, он не позвал меня, но я наполнил свою чашу и поел. После завтрака он взял мотыгу, а я - корзину, И вместе мы пошли сдвигать камни, копать землю и рассыпать песок. Таким образом, мы работали и отдыхали вместе более десяти дней, не обменявшись ни единым словом. В один из вечеров, при ярком лунном свете - почти как при дневном - я вышел из храма и уселся, скрестив ноги, на большую скалу. Было поздно, но я не вернулся в храм. Старый монах украдкой подошел ко мне сзади и крикнул: “Что ты здесь делаешь?”
Я медленно открыл глаза и ответил: “Любуюсь на луну”.
Он спросил: “Где луна?”.
“Сверкающий розовый свет” - ответил я.
Он сказал: “В круговороте фальши едва ли увидишь реальное,14 Так не прими же радугу за лучезарный свет”.
Я ответил: “Свет, что в форму проникает, не в прошлом, и не в настоящем.
Препятствий не встречая, он ни хорош, ни плох”.15
После этого он схватил меня за руку и, громко смеясь, сказал: “Уже очень поздно. Пожалуйста, возвращайся на отдых [в храм]”. На следующий день он был приветлив и начал разговаривать со мной, рассказав, что он уроженец Сянтаня (в провинции Хунань). Его звали Чань-сю (проповедником чань). Он смолоду стал отшельником и в возрасте 24 лет появился в чаньском зале монастыря Цзинь-шань, где ему удалось остановить свой блуждающий ум. Потом он совершил паломничество на священные горы (в Китае) и, побывав после этого в Тибете, вернулся в Китай через Бирму. Поскольку дорога была трудной, ему стало жаль людей и лошадей, плетущихся по ней. На него произвели впечатления поступки, совершенные Дхаранимдхара Бодхисаттвой, и он принялся за ремонт дороги в одиночку. Таким образом, он пребывал там в течение нескольких недель, и ему было уже 83 года. У него не было верного друга, и он был обрадован благоприятной кармической возможностью, позволившей ему излить свою душу, рассказав свою историю, долгое время остававшуюся не поведанной. Я также рассказал ему об обстоятельствах, приведших меня к отшельничеству.
На следующий день, после завтрака я откланялся и мы попрощались, громко смеясь. После этого я пошел в Тэнчун (также называемый Тэнюэ). Оттуда открывался вид на Бхамо через границу с Бирмой. Я был намерен добыть деньги на восстановление храма. По прибытии туда я остановился в хунаньском Позолоченном Зале. Не успел я опустить на землю свой багаж, как ко мне подошло несколько человек в траурных одеждах и, отвесив мне поклон, сказали: “Достопочтенный господин, мы просим Вас прочесть нам сутры”.
Я ответил: ” Я прибыл сюда не для того, чтобы читать сутры1’.
Один из них, сын усопшего, сказал: “Нам известно, что почтенные монахи, подобные Вам, читают сутры”.
Я сказал: “Я не слыхал о том, что в этом районе есть монахи».