“Я договорился обо всем с кажэньским врачом за двадцать четыре доллара. Завтра тебя выпустят”. Получив подтверждение, я поблагодарил старика.
На следующее утро пришел этот врач, и после его визита прислали лодку, чтобы переправить меня через залив. Старик помог мне сесть в нее, и, после того как я был переправлен на противоположный берег, для меня был нанят экипаж, который доставил меня в монастырь Гуан-фу, где монах, ответственный за встречу гостей, оставил меня без внимания на целых два часа из-за моей неряшливой внешности. Я испытывал смешанное чувство: был опечален и рад одновременно. Рад потому, что только что избежал смерти, и опечален потому, что ответственный за прием гостей вел себя безответственно. В конце концов, появился старый монах, который позже представился старшим монахом по имени Цзюэ-кун. Я сказал ему, что я последователь того-то и зовут меня так-то. Он совершил поклон и пригнул мою голову к полу. Поскольку я был слишком слаб и не мог подняться, он помог мне и, усадив меня в кресло, сказал: “Упасака Гао прислал нам телеграмму, уведомляющую нас о Вашем прибытии, но Вы ничего не дали о себе знать. Почтенный настоятель и вся община были обеспокоены. Что с Вами случилось и почему Вы в таком состоянии?” Потом без лишнего шума молодые и пожилые монахи заполнили зал, и атмосфера мгновенно изменилась и стала напоминать радушный домашний очаг. Вскоре появился настоятель Мяо-лянь и сказал: “День за днем мы ждали вестей от Вас, и я стал опасаться, что Вам угрожает какая-то опасность. Я хотел вернуться в Фуцзянь и продолжить ремонт монастыря Гуй-шань, но узнав, что Вы должны приехать, остался здесь и ждал Вас”. В завершение длительного разговора я сказал:
“Это моя вина” и поведал о том, что мне пришлось пережить. Мой рассказ произвел впечатление на старого настоятеля и монахов и они захотели услышать его в подробностях. Я удовлетворил их просьбу, после чего они соединили ладони в знак почтения, и мы все вернулись в монастырь Цзи-ло. Старый настоятель убеждал меня в необходимости принять лекарства, но я сказал: “Поскольку я вернулся домой, все мои ложные мысли исчезли. Я отдохну несколько дней и буду в порядке”.3 Позже, когда он увидел, что я провожу несколько дней подряд в медитации, он предупредил меня: “Климат у Южных Морей жаркий и отличается от климата в Китае. Я опасаюсь того, что долгое сидение будет вредным для Вашего здоровья”. Однако у меня не было ощущения, что что-то не так в моей медитации. Старый Учитель сказал:
“Вам следует теперь дать толкование “Лотосовой Сутре”, дабы здесь воцарилась благоприятная атмосфера. Я возвращаюсь в Китай. Когда закончите толкование этой сутры, то не спешите вернуться в провинцию Юньнань, а посетите гору Гу, поскольку там я еще должен кое-что Вам сказать”.
Проводив старого настоятеля до пристани, я вернулся в монастырь и приступил к толкованию этой сутры. Несколько сот человек стало моими последователями, и буддистские законники из Малакки пригласили меня дать толкование Сутре Врачующего Будды (Джнанабхайсаджье) в монастыре Цин-юнь. Затем я отправился в Куала-Лумпур, где упасаки Е Фу-ю и Хуан Юнь-фань попросили меня дать толкование Ланкаватара Сутре в храме Лин-шань. Во всех городах Малайзии, где я давал толкование сутрам, я обретал десятки тысяч последователей.
Той зимой я получил телеграмму от представителей Объединенной Буддистской Общины в провинции Юньнань. В ней говорилось, что правительство собирается ввести налог на монастырское имущество. В то же самое время Учитель Цзи-чуань из Нинбо и другие прислали мне телеграмму, в которой просили меня вернуться в Китай как можно быстрее для обсуждения этих вопросов. Год был на исходе, и я задержался в Куала-Лумпуре, где встретил Новый Год.
Примечания
1. Буддистским монахам запрещается есть “пять горячих” или пять острых корнеплодов. Это чеснок, лук-шалот, шнит-лук, лук обыкновенный и лук-порей потому, что они, как известно, будоражат кровь и вызывают гнев и похоть.
2. Это буддистская идиома, означающая совершенную гармонию в гуще всех противоречий таких, как заблуждение и просветление, самсара и нирвана, жизнь и смерть, и тому подобное, когда всякое феноменальное различение подобно волнам, поднимающимся в океане бодхи, который сам по себе невозмутим и ничем не озабочен.
3. Это означает “я обрел свое собственное высшее “я” после трудных испытаний, и поскольку моя истинная природа никогда не была больна, я буду в порядке и не нуждаюсь в лечении”.
МОЙ 67-й ГОД (1906-1907)