Выбрать главу

— Вы бы так не говорили, мистер Рэдсток, если бы я могла вам показать… ну, вы поняли, о чем идет речь!

— Кроме того, я ничего не желаю слышать о вашем скандальном плане поездки в Италию. Я не для того проработал более тридцати лет на британских железных дорогах, чтобы единственная дочь меня обесчестила!

Сьюзэн вскочила с места.

— Значит, я вас обесчестила?!

— Именно так! Поверьте мне, Сьюзэн, порядочная девушка, имеющая счастье быть воспитанной такими родителями, как мы, получившая от них незыблемые принципы, не смеет так порочить свою репутацию! Не забывайте, что вы поступили на государственную службу!

— Объясните мне, пожалуйста, дедди, каким образом может пострадать моя репутация, если я, как тысячи наших соотечественников, съезжу на каникулы в Италию?

— Если, к моему превеликому сожалению, появились тысячи подданных короны, позабывших о порядочности, это вовсе не значит, что моя дочь должна быть среди них!

— Я однажды видела по телевизору фильм, — прошамкала Люси, — о жизни двора Медичи… Это просто какой-то ужас! Они все друг друга травили и убивали!

— С тех пор прошло уже четыре века, миссис Рэдсток, — осторожно напомнила Тэсс.

— Ну и что? Еще ни один народ не изменил своих дурных наклонностей! Вы только посмотрите на этих французов? У них все женщины наставляют мужьям рога и ходят вместе со своими любовниками в отдельные кабинеты ресторанов есть лягушек!

— Хватит! — отрубил Рэдсток. — Больше не будем говорить об этой дурацкой поездке! Ее не будет! Мы — настоящие англичане и останемся таковыми. Попросите в итальянском посольстве, чтобы оно лучше вам предоставило эти стипендии для поездки по Англии!

Мери Джейн ласковым голоском спросила:

— Чтобы лучше изучить итальянский язык?

Дон Паскуале, директор самой престижной гостиницы в Сан-Ремо «Ла Каза Гранде» считал своим долгом каждое утро, выходя из своей комнаты, спускаться пешком по лестнице все семь этажей. Он полагал, что подобные упражнения помогают ему разминать мышцы и суставы, уже начавшие затвердевать в его пятьдесят лет. Дойдя до второго этажа, дон Паскуале останавливался и, перегнувшись через металлические перила, рассматривал все, что происходило в холле. С этой наблюдательной точки директор ощущал свое могущество. Здесь он чувствовал себя настоящим хозяином. Как и все люди невысокого роста, дон Паскуале не хотел выглядеть маленьким и пытался компенсировать этот недостаток своим напыщенным видом, который заставлял трепетать всех слабонервных. Однако это не мешало ему, в случае необходимости, демонстрировать исключительную приветливость и искренность, на которую способны итальянцы по отношению к любому человеку, даже если они видят его впервые.

Дои Паскуале ревностно следил за своей талией, что позволило ему сохранить почти юношескую фигуру и одеваться так же, как молодые щеголи с виа[9] Маттеотти. Небольшая лысина придавала ему определенную привлекательность, и, глядясь в зеркало, директор часто сравнивал себя с «великим лысым» Юлием Цезарем. Вот почему по утрам, облокотившись о перила, с высоты он величественным взглядом осматривал холл. С некоторым раздражением он следил за красавцем-главным администратором Ансельмо Силано, который, несмотря на все запреты дона Паскуале, продолжал высматривать красивых посетительниц, словно султан, обозревающий свой гарем. Ансельмо был высокого роста, и поскольку он приходился братом великой донне Империи Маринео, то избегал любых притеснений.

Умница Фортунато Маринео, сын Империи и племянник главного администратора, впрочем, не такой напыщенный и самовлюбленный, как тот, пользовался своей элегантностью, вежливостью и знанием (как и большинство служащих гостиницы, он говорил по-английски и по-французски) в бюро обслуживания, на работу которого еще никто не жаловался. Фортунато был красивым парнем, хотя и не обладал внешностью и умением держаться как дворянин, вроде его дядюшки, и все же он очаровывал своей элегантностью, непосредственностью и голубыми глазами. Впрочем, за его услужливостью скрывалась твердая воля и целеустремленный характер, унаследованные от матери, для которой он был утешением и предметом гордости со времени ее вдовства.

Энрико Вальместа, руководивший грумами, был совершенной противоположностью своего друга Фортунато, со своим мечтательным, нежным и спокойным характером. Из-за неразделенной любви его взгляд был постоянно грустным, и казалось, что у него на глазах вот-вот появятся слезы. Все его любили за благодушный характер и бесконечную наивность. Несчастье Энрико состояло в том, что он был постоянно влюблен безответно.

вернуться

9

Улица (ит.).