Давно уже среди русского офицерства культивировалась идея о том, что нет большей чести и мужества как погибнуть в бою выполняя приказ. Каким бы дурацким он ни был. Призрак Андрея Болконского прочно поселился в душах офицеров как пример для подражания. А между тем… Столь геройский князь проявив мужество солдата, проявил и трусость командира. Угробив половину своего полка стоявшего в резерве под обстрелом. Не сделав ни одного выстрела по врагу. А ведь в какой-то момент на бородинском поле мог потребоваться каждый штык, который по малодушию князь Андрей не сберёг. А ведь стоило только отдать приказ отойти из зоны обстрела…
Елисеев проявил больше мужества. К тому же он помнил слова Вирена: "Я не могу предвидеть всё. Если обстановка сложится так, что нужно будет проявить собственную инициативу, даже в ущерб поставленной вам задачи – действуйте!"
Первым повернул с основного курса шедший третьим с конца "Сторожевой", его манёвр повторил "Бойкий", а затем и шедшие впереди "Бдительный" и даже "Властный" под брейд-вымпелом Елисеева стали разворачиваться навстречу японским миноносцам. Достаточно кому-то одному было подать пример, чтобы командиры русских истребителей дружно прекратили, стиснув зубы, терпеть огонь более слабого противника и развернулись на него в атаку. Японским кораблям быстро стало "скучно", носовые семидесятипятимиллиметровые пушки руских стали вносить в ход боя свои весомые аргументы.
Их снаряды и предназначались для борьбы с миноносцами, только бронебойные, почти не содержащие взрывчатки стальные болванки должны были пробить борт, возможно слой угля и добраться до котлов. Остановить. И одному удалось. Рвануло на "Касасаги" и он, окутавшись белым паром, потерял ход.
Командующий японским отрядом не стал, конечно, ввязываться в такую авантюру, как бой с русскими эсминцами, но поступил благоразумно – его корабли отвернули, не пытаясь защитить товарища и взяли курс на русские главные силы, что вызвало прогнозируемый ответный ход русских – погоня.
Русским комендорам за всю войну не удалось потопить ни одного боевого корабля противника и теперь офицерам матом и зуботычинами приходилось заставлять матросов стрелять по уходившим миноносцам противника, а не по повреждённому "Касасаги", в который артиллеристы, рыча от восторга, выпускали снаряд за снарядом. Но ситуация была достаточно быстро взята под контроль и русские снаряды полетели в сторону тех, кто представлял сейчас наибольшую опасность. К тому же "Сердитый", достаточно повреждённый и не имеющий возможности дать подходящий ход, остался добивать японца. Достаточно быстро русскому миноносцу удалось "дотоптать" свою жертву, которая уже и не имела возможности сопротивляться.
Японцы были быстрее, но русские трёхдюймовые снаряды делали своё дело – дистанция между миноносцами догоняющими и убегающими практически не увеличивалась. И несмотря на то, что с севера показались дымы (а это явно были японские эсминцы), Елисеев мог считать свою главную задачу выполненной: миноносцы противника уже вряд ли найдут в темноте русскую эскадру. Во всяком случае мы имеем такие же шансы найти японские главные силы. Посмотрим, кому повезёт…
А вот у "Сердитого" появились серьёзные проблемы. Японские истребители из Дальнего уже подходили к месту, где он добивал японский миноносец, нужно было отходить, но лейтенант Колчак, командир "Сердитого", хотел довести дело до конца. Всё-таки добить японца. Но не повезло – к моменту когда "Касасаги" стал, наконец, заваливаться на борт, получив явно смертельные повреждения, первые снаряды японцев уже начали падать у борта русского миноносца. С приказом отворачивать на соединение со своим отрядом Колчак запоздал. И не повезло…
Взрывом снаряда, попавшего в боевую рубку и его, и лейтенанта Зотова, недавно назначенного с "Забияки", изрешетило осколками. Погибли также и пять матросов. Корабль повалило в циркуляции и носовая пушка замолчала. Пара японских эскадренных миноносцев неумолимо придвигалась к казалось уже обречённому русскому кораблю…
— Ваше благородие! — подлетел к мичману Соймонову матрос Гуляев. — Там командира и лейтенанта убило! Идите миноносцем командовать, а то ведь утопят косорылые!
"Я? Я буду командовать кораблём? Я? — пронеслось в голове мичмана. – Мне не справиться! Я…"
Но ноги уже сами несли юношу в боевую рубку. Новый рулевой уже уверенно держал курс, у носовой пушки тоже имелся полный расчёт, но по японцам она пока стрелять не могла из за неудобного угла разворота.