А в моем кармане копии последних шифротелеграмм Наместника Алексеева и посланника Павлова из Сеула, которые Ники прислал мне ночью с нарочным. То, что в них изложено, на первый взгляд звучит, как бред сумасшедшего, но зато прекрасно объясняет все остальные сообщения. Там в Чемульпо, под Порт-Артуром происходит что-то чудовищно невероятное, возможно первый случай прямого божественного вмешательства за последние две тысячи лет после Пришествия Спасителя. Поэтому, наш литерный поезд ждет еще одного пассажира. Отец Иоанн Кронштадский, Ники лично упросил его поехать посмотреть на этих людей, определить - отмечены ли они печатью антихриста, или наоборот божественным благословением. Возможно, эта поездка станет для него последней, а возможно и придаст новые силы. Откуда нам знать промысел Божий. А вот и он, идет придерживаемый под руку с одной стороны мальчишкой-послушником, а с другой стороны Карлом Ивановичем. У послушника в свободной руке маленький чемоданчик, и все. Склоняю голову перед уважаемым всей императорской семьей и всем русским народом священником, и получаю в ответ пастырское благословение. Карл Иванович помогает отцу Иоанну подняться в вагон, и подходит ко мне. - Без трех минут, Ваше Императорское высочество, - говорит он, посмотрев на часы. - Время.
Я смотрю на свои часы, киваю. - Да, время, Карл Иванович, пора, - и мы без особой поспешности, но быстро поднимаемся в вагон. Позади нас звучит команда поручика ахтырцев - «По вагонам!», - он сейчас командует и за себя и за пребывающего в нирване лейб-кирасирского поручика Романова, которого как раз сейчас денщик, наверняка, укладывает спать, как дитя малое. Слышен топот ног, звякание палашей, все. Охрана занимает один вагон впереди поезда, там лейб-кирасиры, и один вагон в хвосте - там ахтырские гусары. Стою у застекленной двери, держась за ручку. Стих шум голосов, лязгнули буфера, еще один гудок, тронулись! Перрон начал плавно уплывать назад, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вот колеса застучали на стрелках и все, сонный Санкт-Петербург, столица Великой Империи, проваливается в ночную снежную тьму. Это только на часах утро, а в природе самая настоящая ночь. Это вам не Москва, господа, и не Киев. Тут всего один шаг до полярного круга. Но зато летом - круглосуточный день, хоть вообще не спи. А сейчас редкие огни скрываются в метельной круговерти, и кажется одна бесконечная снежная пустыня кругом, и наш поезд мчится из ниоткуда в никуда. Смахиваю с шинели, начинающий таять снег, и из прохладного тамбура прохожу в жарко натопленный вагон. В моем купе на столе стоит стакан с крепко заваренным горячим чаем. Есть, чем согреться с мороза перед важным разговором.
Прихлебывая чай, снова вчитываюсь в телеграмму посланника Павлова. Адресована она его непосредственному начальнику, министру иностранных дел графу Ламздорфу Владимиру Николаевичу. Но тот ее вряд ли получил. В связи с особой важностью дела, Ники приказал всю корреспонденцию и казенную и частную, поступающую из Порт-Артура и окрестностей, доставлять лично ему. А уж он сам будет тем цензором, который решает, кто и что должен знать. А ведь такое донесение милейшему Владимиру Николаевичу в руки передавать нельзя, его от таких новостей и кондратий может хватить. Нет, хватит пить чай, надо пойти и побеседовать на эту тему с отцом Иоанном, уж больно все это странно.
Попросив Карла Ивановича оставаться и ждать меня, я собрал все телеграммы из Порт-Артура и Сеула и быстрым шагом направился к отцу Иоанну. Пастырь, когда я вошел в его купе, посмотрел на меня неожиданно живым и юным взором. Увидав в руках моих папку с бумагами, он тотчас отослал вон послушника со словами, - молод ты еще, вьюнош, и любопытен, а дело сие государево, и не твоего ума. Иди, побудь у себя, почитай Псалтирь. Если что надо, я крикну. - Потом вздел на нос очки в простой железной оправе, и посмотрел на меня поверх них. - Сын мой, Государь уже говорил со мной об этом деле. Был зван к нему и беседовали мы сильно за полночь. Телеграммы эти он тоже мне показывал. Тайна сия меня и самого любопытством зажгла, хоть и не хорошо это. Если что новое пришло - давай. А так, пока не могу тебе сказать ни да, ни нет. Не бесовское оно пока, и не божественное. А тайна сие великая есть. На людей тех глянуть надо, понять, что у них на уме, какие желания их влекут, и что их страшит.
Я достал из папки последнюю телеграмму, - Отче, вот послание от камергера Павлова из Сеула, получено оно уже после вашей беседы с Государем. Тут много интересных подробностей…
- Ну-ку, ну-ка, сын мой, - отец Иоанн взял у меня телеграмму, и стал читать. Пусть вас не вводит в заблуждение слово «телеграмма». Это было длинное многословное послание, после расшифровки перепечатанное на пишущей машинке на нескольких листах серой бумаги. Посланник довольно многословно описывал все, что происходило в Сеуле в дни предшествовавшие началу войны, сетуя на то, что ни одна из его тогдашних телеграмм не ушла в Санкт-Петербург. Потом так же детально был описан день 27 января с самого утра и до наступления темноты. Эти два первых листа отец Иоанн лишь пробежал глазами, при этом изредка хмыкая. Хотя все, что там было написано, показывало всю беспомощность нашего МИДа, и неспособность его чиновников на местах защитить интересы Российской империи.
Но отца Иоанна интересовало не это, тут уж скорее Ники надо было взять на заметку, что с такими помощниками, как Ламздорф, далеко не уедешь. Что-то надо менять в в заведении на Певческом мосту, и побыстрее. Тем временем отец Иоанн отложил в сторону второй лист послания Павлова, и взялся за третий, где тот описывал свою встречу с гостями из будущего. Взгляд его стал цепким и внимательным. Оставшиеся пять листов отец Иоанн читал медленно, внимательно вчитываясь в каждое слово, время от времени оглаживая бороду. Закончив чтение, и отложив последний лист, он вернул мне послание Павлова, снял очки и посмотрел на меня пронзительным взглядом своих голубых глаз. Душу мою будто просветило насквозь.
- Сын мой, когда я читал сие послание, было мне видение, что ждет нас нечто ужасное, возможно, даже царство Антихриста. Картины Апокалипсиса развертывались перед моими глазами. Но не этих людей должны мы бояться, они как раз и посланы, чтобы отвратить нас от того ужаса. А если мы их отвергнем, то будем прокляты, аки иудеи, отвергшие Христа. Иди, сын мой, иди, мне помолиться надо, хорошо помолиться.
- Отче, - взмолился я, - так Иисус Христос - Сын Божий был, а это…
- Воины, - закончил за меня мысль отец Иоанн, - Не нужны более пророки, все что надо, было сказано Христом. Но мир опять погряз во лжи, коварстве и безверии, им правит ссудный процент грех из грехов. - постепенно отец Иоанн впадал в свою обычную молитвенную экзальтацию, - И сказал Христос, Не мир принес я вам, но меч, у кого нет меча, пусть продаст плащ свой. Грядет страшный век, век меча и пожаров. А затем, либо царство Божие, либо царство Антихриста - третьего не дано. Потому и присланы нам воины, а не пророки, ибо трудов много, и конца им не видно ни края. То, что мы видим, лишь начало большой битвы, приготовь свое тело и укрепи дух, сын божий Александр, тебе предстоит узнать много ужасных вещей… - он благословил меня и махнул рукой, - иди, иди, иди… - уже выходя из купе, я слышал как он зовет послушника, - Власий, подь сюды, вьюнош…
Вот тебе и здрасьте, посоветовался, называется. Да, отец Иоанн умеет нагнать жути. Но что же все-таки ему привиделось, что он чуть ли не Апокалипсис взялся цитировать? Самое главное в его словах: «если отвергнем, то будем прокляты». Вообще-то дураков нет, таких союзников во время войны отвергать. С другой стороны… Отстранимся от потустороннего, оставим это отцу Иоанну. Прав он - хорошо, неправ, будем думать, что делать. Сосредоточимся на политике. Британии и САСШ нужно наше поражение в этой войне. Франции выгодно, чтобы война затянулась и Россия набрала бы побольше французских кредитов. Профранцузская и проанглийская партии при нашем Дворе могут объединиться и сильно нам нагадить. Один Витте со всей своей камарильей чего стоит. Я тоже конечно не святой, но не в ущерб же государственным интересам обогощаться? - Германия… Германия, с одной стороны, жаждет союза с нами против Англии, а с другой, через союз с злокозненной Австрией, может оказаться нам враждебной…