Даже на опытный взгляд моряков она казалась чрезвычайно непрочной и хрупкой, но они знали, что это везучее суденышко: пережило и бурю, и кораблекрушение. Может, часть этого везения перейдет и на них.
И хорошо, что есть хоть такая надежда, потому что приближалась новая буря. Море начало волноваться, небо затянули тяжелые тучи, закрыв луну. Плавание в такую погоду в маленькой лодке было похоже на самоубийство.
Но остаться на месте означало еще более верную смерть, и все четверо предпочли рискнуть, чем быть перебитыми, как экипаж «Звезды Диона».
Воспоминания о погибших моряках помогли укрепить решимость. Если попытаться прорваться, может быть, это удастся, по крайней мере, одному из них, и он расскажет обо всем, что они видели и испытали. Мертвыми они никак не смогут подтвердить подозрения Морской крепости в отношении Огина.
Моряки молча осмотрели лодку, она оказалась целой. Даже весла сохранились. Все остальное, что могло в ней находиться, очевидно, смыло. Сандор и Нордис отыскали несколько ведер, которыми можно будет вычерпывать воду, и объявили, что все готово.
Тарлах приказал выпить все вино. Беречь его не стоило: на каждого пришлось около половины чашки, а силы им нужны.
Снова командование перешло к морякам, они умело и неслышно спустили шлюпку, несмотря на усилившееся волнение моря. Потом бросили последний взгляд на неприветливый берег, и, взявшись за весла, направили лодку в открытое море.
Глава двадцатая
Хотя беглецы и пригибались пониже ко дну шлюпки, пока корабль не остался далеко позади, они уже не боялись, что их обнаружат. Ночь темная, собирался туман, закрывая их от вражеского глаза, который может упасть на «Звезду Диона», а крепнущий ветер заглушал плеск воды от весел.
Тем не менее все испытали облегчение, когда вышли из узкого пролива и обогнули горный мыс. Теперь убийцы их точно не видели.
К удивлению товарищей, Тарлах приказал грести дальше в море, вместо того чтобы идти параллельно берегу.
— Это ведь не глубоководный корабль, командир, — заметил Нордис, — приближается буря…
— Если останемся здесь, нас разобьет о скалы.
Уна выпрямилась, высказав мысль, которой он не решился поделиться.
— Нас может подобрать «Крачка».
— «Крачка»! Да, она останется в море, так как поблизости нет причала, до которого можно быстро добраться! — воскликнул Нордис.
— Буря не заставит ее искать убежища, — оживленно подхватил Сантор. — Она в прошлом не раз выдерживала такие, к тому же очень сильной бури, как предыдущая, не будет.
Но тон его, вопреки надежде, которую высказала Уна, был мрачным. Не нужно было напоминать, что буря, даже и не очень сильная, для их шлюпки очень опасна.
— Забудьте о «Крачке», — решительно сказал фальконер. — Если встретим ее, будем радоваться, но для этого должно случиться чудо. Надеяться нужно только на эту шлюпку и собственные силы.
После этих слов оживление покинуло его товарищей. Невозможно было усомниться в их справедливости, и если в глубине души Уна продолжала надеяться на встречу со вторым кораблем Круглой башни, вслух она об этом не говорила. Лучше сразу отказаться от подобной надежды, чем испытать разочарование потом, когда вместе с физическим истощением оно сможет вызвать и упадок душевных сил.
Командир фальконеров и леди Уна сели за весла. Моряки не протестовали, они знали, что эти двое выведут шлюпку в открытое море и повернут к дому. А их опыт и свежие силы понадобятся позже, когда придется бороться со штормом.
Буря разразилась не внезапно, а словно наползала, боясь появиться открыто. Не успела шлюпка покинуть бухту, как пошел мелкий и редкий дождь, Ветер, хотя и очень холодный, все же не достигал силы настоящей бури. Океан оказался восприимчивей к предстоящей буре, но и он пока не проявлял силу в полной мере.
Но положение и так оставалось трудным. Поднялись сильные волны, мышцы Тарлаха болели от напряжения, а лодка словно остановилась. Однако фальконер упрямо отказывался уступить свое место за веслами.
Так поступить его заставлял не только долг, его удерживала гордость. Леди долины, на вид такая хрупкая и нежная, тоже не отказывалась от весел. И пока она выдерживает, он тоже выдержит.
И только когда дождь превратился в ливень, а ветер поднял еще более сильное волнение, они уступили место более опытным товарищам.
Наемник свернулся на корме, защищая сокола, давая ему; насколько возможно, убежище и тепло. Его товарищ может погибнуть. Тарлах знал это, хотя самое трудное еще впереди. И он приходил в отчаяние, потому что ничего не мог сделать. Даже не мог уберечь от дождя птицу. Тарлах апатично подумал, что вообще больше никому не может помочь. Он даже не в состоянии наблюдать за работой моряков.
Уна сидела рядом с ним. Он не видел ее лица, потому что она опустила голову, но по тяжелому дыханию, по тому, как опущены ее плечи, он понимал, что она устала больше, чем он.
Неудивительно. Женщине приходилось преодолевать не только усталость, голод, жажду и холод, но и боль. Его многочисленные царапины тоже нестерпимо жгло от соленой воды, хотя они, если не считать раны плеча, которая начала сильно болеть, не опасны. Тем не менее он испытывал боль и раздражение. И мог представить себе, что испытывала она, когда брала в израненные руки весла…
Поток ледяной воды заставил его ахнуть.
Волна, обрушившаяся на них, миновала, но приближалась вторая, она возвышалась над наполнившейся водой шлюпкой.
— Вычерпывайте! — закричал Нордис. — Вычерпывайте, или мы потонем!
Тарлах и леди принялись за эту работу с отчаянной быстротой, и скоро лодка стала легче и более управляема.
Отдохнуть не было никакой возможности ни сейчас, ни в последующие долгие часы. Дождь усилился и шел почти сплошной стеной. Он и один мог заполнить лодку, а к этому еще добавлялась вода каждой третьей волной.
Нордис и Сантор в эту ужасную ночь доказали свое мужество и мастерство. Они сражались с волнами, направляя лодку носом к волнам, чтобы каждая очередная волна не могла затопить их. Иногда сидящие на корме видели своих товарищей за веслами вертикально над собой, когда суденышко поднималось на крупную волну, силуэты моряков отчетливо были видны на фоне освещенного молниями неба. Потом, когда лодка устремлялась в очередную пропасть, моряки оказывались внизу.
В тысячный раз вычерпав воду, Тарлах оставил ведро на коленях. Он знал, что передышка будет недолгой. Скоро снова придется приняться за работу.
И тут он ощутил пугающую пустоту. Его не касалось другое сознание.
— Нет! — простонал Тарлах. Сокола не было. Он даже не заметил его исчезновения.
— Неправда! — Ледяные пальцы Уны сомкнулись на его руке. — Не верь, он не погиб. Кто-нибудь из нас почувствовал бы, что он умирает, Тарлах. Но мы не почувствовали. Он… он ведь не был в безнадежном состоянии, когда ты в последний раз видел его?
— Нет.
Тарлах посмотрел на нее уже с надеждой. Ему очень хотелось верить, но он боялся, что разочарование принесет еще большую боль.
— Где же тогда…
— Наверно, полетел за помощью.
— В такую бурю? — недоверчиво возразил он.
— Поверь мне: он будет лететь, как и мы работаем сейчас, из последних сил. Здесь он ничем не мог нам помочь, но если, несмотря на мокрые крылья, он чувствовал, что может лететь, неужели не попытался?
— Да, лететь он может, — немного погодя согласился фальконер. — Буря хоть опасна, но не такая сильная, как предыдущая. — Он закрыл глаза. — Да поможет ему Рогатый Лорд.
— И Ганнора…
Поток воды заставил ее замолчать, и они снова занялись нескончаемой работой — вычерпывали из лодки воду, грозившую потопить их.
Наступил, а затем и миновал рассвет, прежде чем буря начала стихать. Уже было позднее утро, когда прекратился дождь.
Все четверо очень устали. Они были настолько измучены, что не испытывали радости оттого, что одной неприятностью стало меньше.
Тарлах стиснул зубы. Нет, это неточно. Страдания их не уменьшились, а лишь изменились. И хоть дождь прекратился, по-прежнему приходилось воевать с волнами и резким ветром. А жажда скоро заставит сожалеть о дожде.