Шоссе, которое утром вывело его в город, отсюда было не разглядеть. Он повел взглядом направо: булавочной россыпью стояли типовые двухэтажные коттеджи, городок военных и прислуги незаметно вливался в пригороды Порт-Саура, чинные свинцово-серые крыши постепенно сменялись рыбацкими хибарами и приземистыми цехами фабрик-потогонок, те же, в свою очередь, нехотя уступали место жилым кварталам.
Правую окраину города планировщик подбил сталью и бетоном морского порта, крупнейшего на планете, надежно защищенного от штормов. Над портом поднимались клубы пара, подсвеченные снизу желтым и синим, грузовые краны, склеенные будто из обгорелых спичек, сейчас опустили головы и были неподвижны. У доков пришвартовались два широкозадых грузовых судна.
Центр же города был нарезан бухтами на три крупных ломтя и сплошь застроен зданиями в классическом стиле, какой был в ходу сто лет назад. Сквозь потоки воды, которые без роздыху проливало небо, он едва различил пятиэтажное здание парламента, заметил стеллу, высившуюся на центральной площади, опознал ратушу и уперся взглядом в подвесной мост, переброшенный через гавань. В самом язычке залива, который впился глубоко в тело побережья, теснились яхты местной знати, чиновников и людей с деньгами. Он подумал, что яхта человека, который послал за ним убийц, наверняка раскачивается у гранитной набережной, со снятыми парусами и задраенными люками.
Ему совсем уже не было страшно, когда метрах в двадцати от него, в круг света от придорожного фонаря, с шумным топотом вынырнули двое.
Он наконец-то как следует разглядел своих преследователей. Впереди бежал худощавый парень в хаки, чью голову украшал странного вида тряпичный узел. Правая щека у парня была стянута в один малиновый рубец, правый глаз смотрел бельмом куда-то в ночное небо, на правой руке не хватало двух пальцев – безымянного и мизинца. Он успел даже удивиться тому, что за ним гнался типичный, с виду, террорист со следами неудачной сборки взрывного устройства на лице. За бельмастым топотал и отфыркивался его напарник – карикатурный громила с пропорциями орангутанга, в кожаной куртке, с бритой, мясистой головой и багровой физиономией – оплывшей то ли от пьянства, то ли от непосильной натуги последних десяти минут.
Он попробовал подняться во весь рост, но понял, что несмотря на все старания по прежнему сидит на земле возле обрыва, одной рукой упираясь в асфальт. Его штанины полоскал поток грязной воды, на разбитую до мяса ступню налипла глупая картофельная шкурка. Не вышло даже подтянуть к себе ногу – он так и не сообразил, отчего.
Глухой стук в ушах вдруг остановился. Кровь из разбитого лица перестала марать рубашку. Бельмастый растянул рот в беззвучном крике. Кожаный протянул руку подмышку (мелькнула наплечная кобура), взялся за ребристую рукоять и направил в его сторону вороненый «Шершень». Смерть вылупилась черным рябым глазом, бросила на язык cухой золы, плеснула в нос неожиданным кислым запахом.
Так нечестно, - подумал он. Никто не говорил, что придется умирать.
Умирать не хотелось. Всего двенадцать часов назад Блейк, помощник сенатора Федерации, специалист по силовым установкам, сошел по трапу межзвездника и в первый раз вдохнул воздух Порт-Саура. Смерть совершенно не входила в его планы.
Блейк с облегчением шагнул на бетонку и огляделся по сторонам. Полторы недели металлического гула и вязкого синтезированного воздуха, в каюте размером с бандероль. Казеный вид пустого летного поля совершенно его заворожил. Солнце, официально поименованное в справочнике «Глизе 594», припекало по-свойски. Припекало так, словно и не совершили над ним век назад космогонического насилия. Так, словно Блейк и не одолел изнурительный путь по трассе, которая скрутила двадцать шесть световых лет космического пространства и умяла его в десять дней. Обычное солнце.
Ангары грели под его лучами грубые слоновьи бока. Вдалеке три синих комбинезона суетились возле заправщика. Близкого моря не было видно, но Блейк уже во все горло дышал его солью, пеной, трофеями утренного прилива, оставившего на берегу сдачу от своих богатств, пробовал на вкус непривычную влагу, смешивавшуюся на языке с пригаром керамики из остывающих дюз.