- Ничего себе постирали рубашки, - сказал Ярай. – Радуйся, что у них такой бардак. Радуйся, что куратор тебя проворонил. А иначе лежать бы тебе внизу, и даже не одним куском, а золой, углями и пеплом.
- Ну хорошо, - сказал Блейк, - я понимаю, Праотец ваш посмеялся над Красными рубашками, а заодно и надо мной. Я думал, меня отправят ликвидировать господина президента. А попал в группу, которую ты выслеживал, подстерег и покрошил соломкой. Счастливое совпадение. Но я не понимаю, что случилось с людьми, которых положили здесь. Если их поджарили, когда кортеж господина президента был неподалеку, то где остовы машин? А если их поджарили заранее, как президент проехал в Ялу? Другой трассы на юг нет.
- Иногда я скучаю по старым временам, - сказал Ярай, будто бы самому себе. – Жизнь была устроена проще. Нужно избавиться от человека, берешь револьвер, брусок взрывчатки, ночь караулишь, и нету человека. Разводки многоходовые – этому мы у вас научились. Ну что же ты, Блейк. Не сообразил еще? Не было никакого кортежа. И не будет. Это деза. Господин президент приземлился в Порт-Сауре сегодня. Его лайнер сейчас в ангаре на базе Федерации. Мне не нравится, когда людям с небес плещут на голову высокотемпературной плазмой, не разбирая где кто. Но подставили красных ловко, не отнять. Они же господина президента ненавидят пламенной ненавистью. Наверняка на ликвидацию пошли лучшие бойцы из бехшерских ячеек.
- Господин президент боится летать, - сказал Блейк.
- Он пересилил себя, – сказал Ярай. – Чего только не сделаешь, чтобы выжечь раковую опухоль в один прием.
Блейк поглядел вниз. По краям остывающего клейма обугленными спичками стояли безрукие черные стволы. Еще дальше деревья лежал вповалку, верхушками к центру взрыва.
- Мне нужно поговорить с Яникой, - сказал Блейк.
Ярай глянул на него.
- Это она отправила тебя на сковородку? – спросил он.
Блейк не ответил. Ярай ухмыльнулся и хлопнул его по плечу.
- Не ты первый, и не ты последний, - сказал он. – В следующий раз лучше выбирай себе друзей, Блейк. Что она просила взамен?
Блейк выглянул за окошко. Под брюхом, на сотни шагов во все стороны расстилалось кострище. Значит, зола, уголь и пепел, подумал Блейк. А может быть, оставят меня одним куском.
- Яника просила, чтобы я отдал твою голову сенатору Отербриджу, - сказал Блейк.
- И как, – спросил Ярай, - ты отдал?
- Да, – сказал Блейк.
Ярай помолчал. Лицо у него застыло.
- Ты плохо торговался, - наконец сказал он. – Моя голова в обмен на то, чтобы тебя пустили на удобрения. Не самая выгодная сделка.
- Из меня никудышный переговорщик, - сказал Блейк. – Прости.
Что за ерунда, - подумал Блейк. Даже извиниться толком не выходит.
- Хочешь поговорить с Яникой? – сказал Ярай. – Будет тебе разговор с Яникой. Я тебя подвезу. Но говорить будем вместе.
Он наклонился к пилоту и сказал:
- В Порт-Саур, по высокой траектории.
- Подожди... - сказал Блейк.
Договорить он не успел. Рот залило свинцом. Троекратное ускорение опрокинуло голову в подлокотник и ударило под дых, вынимая воздух из легких.
Толком вздохнуть Блейк смог уже только, когда они пошли над Порт-Сауром.
Фасады зданий в квартале правительства были укутаны полотнищами, белыми, красными и синими: пять звезд сходятся в круге, лев сжимает в лапах два полумесяца, солнце восходит над пашней.
Народ запрудил площадь вокруг Оперы, лился на прилегающие улицы. Пилот крикнул что-то про особый режим и повел птичку в сторону Медвежьего холма. Блейк увидел мост, переброшенный через залив, на мосту - муравьиную вереницу лимузинов. Флагманом шла черная лаковая торпеда Отербриджа. Блейк представил, как господин сенатор ворочается в утробе и по-отечески добродушно усмехается своему гостю. Спросить бы его, подумал Блейк, спросить бы его... А что спрашивать, в самом деле? Потеет ли высокий сенаторский зад на кожаных подушках, вот это было бы интересно.
Они посадили птичку прямо посреди улицы Ченоя, в дюжине шагов от давнишнего особняка, раскупорили двери и выпрыгнули наружу.
Опоздали, - подумал Блейк. Так просто поговорить с Яникой не выйдет.
Птичка остывала, била горячим воздухом из реактивных сопел. Струи воздуха гнали по тротуару небольшие смерчи, срывая синие фуражки с коротко стриженых голов. Улицу намертво закупорили полицейские машины. Синие и красные маячки на их крышах отплясывали лихорадочное диско, а вместо музыки были выкрики, топот ботинок, урчание моторов.
Вокруг особняка вбивали колышки, огораживая здание ядовито-желтой лентой с черными полосками. Ступени у входа забрызгало черным. Дверных створок и ставен на окнах больше не было – их размочалило, раскрошило на щепки и разбросало по газону. Правое крыло особняка выгорело полностью. Фасад был обильно изукрашен пулевыми оспинами и трещинами.