Выбрать главу

Тем летом я работал на ярмарке. Когда я вернулся в сентябре было все еще очень тепло бабье лето горлицы рано утром ворковали в лесу однажды я гулял по шпалам перед завтраком и тут увидел тропинку и вдалеке коттедж.

Дачники уже уезжали. Вряд ли там окажется Джон Хемлин. Я пересек мост над маленьким ручьем. Калитка скрипела на утреннем ветерке. Коттедж казался заброшенным, дверь на заднем крыльце открыта. Я поднялся по ступенькам, и постучал в открытую дверь.

— Есть кто-нибудь дома?

Я вошел на кухню. Плитка была на месте, но стол, стулья и посуда исчезли. Я поднялся по крутым ступенькам в маленький коридор, и вот эта комната. Дверь закрыта, но не заперта. Медленно поворачиваю ручку, толкаю дверь и вхожу. Комната пуста — ни кровати, ни стульев, только синие обои с морскими сценами и деревянные крючки, на которые мы вешали одежду. Окна без занавесок, и на раме дырка от выстрела из духового ружья. Ничего, никого здесь. Стоял там у окна, глядел вниз на мох и поздние незабудки. Русые волосы на ветру ветер стоял у окна, воркование горлиц, квакающие в ручье лягушки, церковный колокол, живописный городок, растворяющийся в синем озере и небе…

Среда, Харбор-Бич 17, 18 марта 1970 г.

После этого я несколько раз пытался найти коттедж, но всегда пропускал тропинку и, петляя, оказывался у чужого крыльца. Все дома были заколочены. Тем летом я уехал в Детройт и поступил на военный завод. Когда я вернулся в сентябре было еще очень тепло бабье лето горлицы ворковали по утрам в лесу Однажды я гулял по шпалам перед завтраком и тут увидел тропинку и вдалеке коттедж.

Дачники уже уезжали. Вряд ли там окажется Джон Хемлин. Я пересек мост над маленьким ручьем. Калитка скрипела на утреннем ветерке. Коттедж казался заброшенным, дверь на заднем крыльце распахнута. Я поднялся по ступенькам и постучал в открытую дверь.

— Есть кто-нибудь дома?

Никакого ответа из безмолвного домика. Я чувствовал, что он пуст. Распахнул дверь и вошел на кухню. Керосиновая плитка была на месте, но стол, стулья и посуда исчезли. Я поднялся по крутым ступенькам в маленький коридор, и вот эта комната. Дверь закрыта, но не заперта. Медленно поворачиваю…

И леса

ручку, толкаю дверь и вхожу. Комната пуста — ни кровати, ни стульев, только синие обои с морскими сценами и деревянные крючки на стене. Окна без занавесок и на раме дырка — очевидно, от выстрела из духового ружья. Стоял там у окна, глядел вниз на мох и поздние незабудки комната скована отсутствием ничего и никого там нет.

Внезапно я и сам исчез вопрос «Кто я?», расплывающийся в синем небе, цветы и мох, воркование горлиц, лягушки, квакающие под железнодорожным мостом, желтый окунь, бьющийся на пирсе, русые волосы на ветру, едкий азотистый запах ректальной слизи, вонь канализации, моча во мху, вкус листьев грушанки, обеденный колокол, церковный перезвон, живописный городок.

Харбор-Бич 17… Ветер в промозглых небесах над Лондоном мертвый мальчик на призрачной подушке губы потрескались прерывистый свет мелькание Джермин-стрит бледный полумесяц призрачных денди за его головой холодное темное ветреное вечернее небо омытое ветром и дождем прерывистые сны в воздухе.

У меня был пес по кличке Билл

Квартира в доме на калле Кук, где умер мальчик. Двор большой и окружен пятнами тьмы, — тьма, точно недопроявленная пленка над всею сценой. Ночь, во дворе горит свет. Во дворе раненый зверь. Поначалу кажется, что это собака, но потом я вижу мальчика. Очень медленно мальчик встает и подходит к двери. Теперь я вижу, что двор завален старыми банками с краской и козлами для пилки дров, а комната вокруг него развалилась. Я стою в дверях, а он идет в мою сторону, странная грустная улыбка на его лице, не заискивающая, но полная непонятной надежды. На секунду мне кажется, что он опасен, и я делаю шаг назад. Теперь ясно различаю его лицо. Он проделал долгий путь. Он тяжело ранен, едва может идти. Он проделал долгий путь, чтобы здесь умереть. Укладываю его в постель и стою рядом, глядя на его лицо. Он по-прежнему улыбается. Замечаю, что он в серой рубашке и серых шерстяных брюках. От него воняет немытой плотью, грязной одеждой, это запах лихорадки, серый металлический запах. Я сдираю с него рваные ботинки и присохшие клочки истлевших носков. Подошвы в дырах. Расстегнув рубашку, замечаю ножевую рану в груди, на рубашке запеклась кровь. Очень медленно его руки ползут вниз, большими пальцами он цепляет ремень на брюках. Слегка поворачивается на кровати, словно всматриваясь в дверной проем. Он улыбается кому-то, стоящему перед ним, на секунду его лицо озаряется и тут же бледнеет.