– А, Роуз, здравствуй. – Она недоуменно моргала, будто Роуз была незнакомкой, пришедшей собирать пожертвования или подписи в защиту ареала обитания редкого вида жаб. А может, Бетти на миг приняла ее за нежданную гостью, каковой Роуз безусловно и являлась меньше двух недель назад.
– Ой, Бетти, знаете, тут только что была такая милая кошечка!
– А, трехногая. Да, шныряет поблизости. Лично я считаю, что кошек подкармливать не следует, иначе потом от них неприятностей не оберешься. – Поджав губы, Бетти неодобрительно покачала головой.
А вот Роуз считала, что кошек нужно и подкармливать, и тискать. Ну, какие от них могут быть неприятности? Тихие, ласковые, пушистые и, как правило, покладистые создания. До чего приятно, когда котик прыгает тебе на колени! Роуз часто размышляла о том, каким образом кошкам удается успокаивать людей без единого слова, как хорошо они умеют слушать и понимать. Когда Роуз была еще совсем маленькой, мама купила ей котенка, и девочка придумала питомице довольно глупое имя – Лунный Свет. Впрочем, четырехлетнему ребенку простительно. Они с мамой звали кошку просто Луной. Но три года назад Луна умерла. Как выяснилось, она болела кошачьей эпилепсией. Приступы становились все сильнее и чаще, пока однажды кошка, шатаясь, не пришла на кухню, где затряслась с ног до головы и рухнула замертво. Роуз в этот момент не было дома, однако девочка в подробностях выпытала у мамы, как все произошло. Потом они вдвоем сидели на диване, мама обнимала Роуз за плечи, и обе долго плакали.
Мама устроила кошке пышные похороны. На поминки позвала друзей Роуз, подала домашний лимонад и кексы. На столе стояли фотографии Луны и букетик цветов. Похоронили питомицу на заднем дворе, над могилкой установили надгробный камень, на котором, по маминой просьбе, была выбита надпись: «Здесь лежит наш дорогой друг, кошка Лунный Свет. Яркий лучик, светивший нам от начала до конца. Покойся с миром». По случаю похорон Роуз облачилась в настоящий траурный наряд, разумеется, черный. Она смастерила его из маминой сорочки и карнавального костюма ведьмы, который надевала на прошедший Хэллоуин. Сплошь драпировки, и в дополнение – черная соломенная шляпка (добытая в комиссионке), к которой Роуз прикрепила черную вуаль. Шляпку она носила три дня, пока не надоело. Мама тогда сфотографировала дочь у могилки Луны и еще вроде бы сказала, что Роуз похожа на миниатюрную Джеки Кеннеди на похоронах мужа[5].
Всего три года спустя свет в жизни Роуз потух совсем, и теперь она тут, в доме номер 4605 по Норт-Меридиан стрит, Индианаполис, штат Индиана.
Маму не хоронили – хоронить оказалось нечего. Провели только панихиду. Роуз даже не помнила, во что была одета в тот день, сама ходила полуживая. Ей все время казалось, будто священник говорит о какой-то незнакомой женщине, а не ее маме.
– Бабушка сейчас в оранжерее, – сообщила Бетти. – Почему бы тебе не поздороваться с ней? Или хочешь сперва подняться к себе и освежить внешний вид?
Освежить внешний вид? Разве кто-нибудь сейчас так говорит, кроме стариков? Роуз кивнула – не столько соглашаясь, сколько хватаясь за повод улизнуть, – и шагнула в полумрак просторного вестибюля. Из высоких окон на натертые деревянные полы то тут, то там падали полоски янтарного света. Наверх вела внушительная лестница с прелестными изогнутыми перилами, которые так и манили по ним скатиться. Но и тут детские надежды разбивались в прах: к перилам крепилось кресло-лифт, из-за которого съехать вниз становилось невозможно. С его помощью бабушка поднималась на верхние этажи дома, где находилась ее спальня, а также многочисленные гостевые комнаты, кабинет и небольшая библиотека, заполненная, в основном, книгами о растениях и садоводстве.
– Видишь ли, дорогая, в оранжерее твоя бабушка чувствует себя лучше всего. Стоит ей повозиться с растениями, и ум ее проясняется, – поведала Бетти, закрывая за Роуз парадную дверь.
– Не называй это «возней», Бетти! – В арочном проеме под лестницей, опираясь на ходунки, появилась бабушка. – Возня к садоводству отношения не имеет.
Розалинда куталась в несколько слоев шалей. На груди болтались очки для чтения, привязанные на шнурке; жидкие седые волосы выглядели так, словно их сперва взбивали щипцами для салата, а потом закрепили при помощи китайских палочек. Ее глаза были водянисто-голубыми, почти выцветшими; фигура – не худой и не толстой, а какой-то бесформенной. Однако больше всего Роуз поразили бабушкины ноги в старомодных, наглухо зашнурованных черных туфлях: отекшие щиколотки нависали над верхним краем обуви, словно подошедшее дрожжевое тесто в тесной кадке.