Путники прошли через равнины и пустоши, где когда-то простирались поля, а теперь буйно разросся сорняк, и каталось перекати-поле. Спускались в каньоны и по старым хлипким мосткам переходили глубокие ущелья. У путешественников случались стычки с враждебно настроенными существами, населяющими эти земли. Встречались и дикие животные, наделенные задиристым нравом. Эти последние подкрепляли свои претензии на территорию ядовитыми жалами, острыми клыками и длинными когтями. Но все поединки заканчивались для троицы благополучно, благодаря искусному обращению Кейлота с мечом и своевременной помощи братьев-южан.
Вспоминая пройденный путь, воин не раз ловил себя на мысли, что было бы неплохо по возвращении домой составить более подробную карту южных земель с пространными описаниями всех коварных ловушек, подстерегающих на пути, дабы упростить другим людям путешествие по этим краям. Только потом он заставлял себя спуститься с небес на землю и признать, что никакого возвращения домой не будет. Это путь в один конец. Потому что Алмазный Дракон – это не койот, и даже не горный лев, и из стычки с ним невозможно выйти победителем. Исходя из сказаний и легенд, существо это было практически неуязвимо – смертоносное дыхание ящера держало всех врагов на почтительном расстоянии, а от выпадов тех, кто осмеливался подобраться ближе, чудовище страховала непробиваемая алмазная броня.
Путешествие подходило к концу. Кейлот понял это, когда взойдя на очередной пригорок, увидел вдалеке, за лесом, подножие Хрустальной Горы. Ее верхушка пряталась за облаками. Вообще, эта гора целиком состояла из хрусталя. Это был своеобразный айсберг, гигантская хрустальная глыба, вертикально торчащая из земли, словно клык. Тысячи ветров и бурь, прошедших с начала времен, нанесли на ее склоны грязь и песок. Так образовался слой суглинка, на котором позже, цепляясь хваткими корнями за отвесные склоны, начали произрастать высокогорные растения.
– Сколько дней пути до подножия? – спросил Кейлот у Лютто, который шел следом за ним.
– Пять, – моментально ответил тот без раздумий, только бросил беглый взгляд на зеленый покров леса впереди.
– Пять? – уныло протянул Кейлот.
– Да. И если вас, господин, это интересует, день-два на восхождение.
– Понятно. Надеюсь, этот лес, что перед нами, не дымный? Я вижу огромное облако, зависшее над деревьями почти у самого подножия.
– Нет, – улыбнулся Лютто, и для того, чтобы заметить серый полог в двадцати лигах впереди, ему, в отличие от Кейлота, не понадобилось прищуривать глаза. Кейлот списал это отличие на возраст – он не знал, сколько на самом деле лет было Лютто и Ватто, но выглядели они так, будто только вчера прошли обряд инициации. – Это вовсе не дым, а туман.
– Туман?
– Ну, не туман... Я бы назвал это испарениями – так точнее. Похоже, двадцать-тридцать последних миль нам придется пройти по прекрасному болоту.
– Боюсь, под словом «прекрасное» ты подразумеваешь не внешнюю красоту.
– Совершенно верно. Я имею в виду, что болота эти просто чудовищны, как по своему виду, так и по содержанию.
– Час от часу не легче, – вздохнул Кейлот.
Они спустились с холма и углубились в дремучий лес.
Глава 3. Ночной визитер
Путники продвигались по лесу вторые стуки. Воодушевляло то, что за все это время на пути не повстречалось ни одной серьезной опасности, хотя непролазные дебри и изобилие всякой живности способствовали этому как никогда. Впрочем, иных поводов для радости пока не было. Лес, по которому довелось идти, назывался Мрачным, и Кейлот повстречал немало доказательств того, что это прозвище оказалось весьма метким. Густой подлесок и деревья, практически сраставшиеся стволами, превращались в серьезную, а порой и непреодолимую преграду. А крепкие ветви сплетались столь тесно, что заставляли надолго позабыть о синем небе и ярком солнце над головой. О том, что день сменяется вечером, а ночь – утром, Кейлот догадывался по пению птиц: по утрам трелями заливался жаворонок, а ночью начинали свою охоту совы и филины.
В авангард небольшого отряда был негласно поставлен Лютто. Кейлот уже давно отметил, что южанин умеет хорошо ориентироваться на местности и безошибочно находит спасительные пути даже в самых дремучих лесах. Возможно, это было как-то связано с его исключительным чувством равновесия или прирожденной гибкостью. В любом случае, путникам еще ни разу не довелось усомниться в правоте его слов и дельности советов. Следом шел Ватто. Замыкал процессию Кейлот. С момента вступления под сень Мрачного Леса его не покидало чувство того, будто за ними кто–то идет. Весомые доказательства в пользу этого весьма тревожного подозрения отсутствовали, и воин при всем желании не смог бы объяснить, что подвигло его на подобную мысль. Однако Кейлот давно уже привык полагаться на внутреннее чутье, а потому с готовностью взял на себя роль бдительного дозорного и с удвоенным вниманием реагировал на каждый вскрик, шорох или треск, которые были отнюдь не редкостью под сенью зловещего Мрачного Леса. Не переставал напоминать себе, что здесь полным-полно живности, в кронах деревьев обитает множество диковинных птиц, и только богам известно, какие у них повадки, голоса и, что немаловажно, габариты. Однако почему-то сам с трудом в это верил.
Во вторую ночь, которую отряд провел в лесу, Ватто сменил Кейлота на ночном дежурстве. Кейлот улегся возле костра, потому что в Мрачных Лесах с наступлением ночи ощутимо холодало, завернулся в плащ и моментально уснул. Ватто привалился спиной к стволу ближайшего дерева. Южанину полагалось следить за лагерем и поддерживать горение костра. Что-что, а это не должно было составить большого труда.
Кейлот проснулся на рассвете от того, что продрог до костей. Он оглянулся, чтобы посмотреть на костер, но над кострищем давно перестал виться дымок, а угли едва розовели из-под слоя пепла. Ватто спал сидя, все так же опираясь спиной о ствол дерева и свесив голову на грудь, из чего следовало, что заснул он практически моментально, как только заступил на вахту. А в его вещевом мешке ковырялось какое–то черное существо. Было еще очень рано. Слабое сияние утра едва просачивалось сквозь густые кроны деревьев, а розоватый отблеск углей нельзя было назвать надежным источником света, поэтому Кейлот очень смутно видел пришельца. О присутствии чужака говорил лишь шорох, с которым тот переворачивал содержимое походного мешка Ватто. Кейлот подумал было, что это енот или лисица. Только сразу же усомнился в своем решении – неясные очертания гостя подсказывали ему, что существо сидит на корточках и довольно ловко роется в мешке обеими руками. Насколько знал Кейлот, ни еноты, ни лисицы делать этого не могли.
Воин перевернулся на живот. Медленно подтянул одно колено, потом другое. От долгого лежания у него затекли ноги, и когда Кейлот подтягивал левую, колено громко хрустнуло. Черное существо на миг замерло. Мужчина услышал сопение. Потом все затихло. Кейлот ничего не видел и не слышал, но выжидал. Чужак, вероятно, оказался в таком же положении. Если он мог видеть в темноте, то никак не воспринял перемену позы дотоле спящего человека.
Кейлот не знал, что делает Лютто. Скорее всего, спит. По его разумению, южанин должен был составлять третью вершину треугольника, который образовывала их маленькая компания, располагаясь на ночь вокруг костра. А если так, то он находился на таком же расстоянии от незваного гостя, что и Кейлот. Только меча при нем не было. Все, чем был вооружен Лютто – это короткий кинжал и серебряный топорик с длинной рукоятью. Кейлот счел, что арсенал для нападения невелик. Но тут же переменил свое мнение, и не в лучшую сторону, когда вспомнил, что вооружение Ватто составляло все то же самое, с той только разницей, что теперь его добро находилось в лапах чужака.