Инна трудно и аккуратно подбирала слова, чтобы они не были очень страшными.
– Надо её хоть немного ещё подрастить. Семёну некогда – у него, говорят, новый бизнес... да и ребёнок... Нет. Мне сейчас никак нельзя умирать. Аннушка слишком мала.
Молчаливая любовь сына, помноженная на неюношеское упорство; мольбы облучённой умирающей Инны к Господу о судьбе недорощенной Аннушки – что в последний момент перетасовало карты в несчастливой колоде с единственным козырем, ведомо одному Всевышнему. Но однажды утром что-то оттолкнулось от точки невозврата и маятником качнулось в сторону жизни.
– Я выхожу на работу.
Сначала мне показалось, что у меня галлюцинации, и голос Инны в трубке звучит прямо с того света.
Последние месяцы подлый страх услышать «мамы больше нет» не позволял мне позвонить сыну Инны. Полгода назад врачи столичной клиники сказали ей: «Не ездите. Мы вас не хотим обманывать. Надежда, конечно, есть всегда, но... Не ездите».
– Ты меня слышишь?! Я выхожу няней к малышу. У него мама совсем молоденькая – ей ещё погулять хочется. Вот отец Тёмушки мне и предложил няней поработать. А я рада. Мне же ещё Аннушку доучить надо, а одежда да обувь столько сейчас стоят...
– Инна, ты как себя чувствуешь?!
– Всяко. Но... ты же знаешь, мне Аннушку не на кого оставить. А пока я жива – сделаю всё, чтобы она ущербной себя в школе не чувствовала. Вот завтра на работу выйду – начну на обновки ей зарабатывать. Не всё же на лекарства тратить!
Инна засмеялась. По-настоящему. Я отчётливо слышала на том конце провода смех и боялась верить своим ушам, но ещё больше боялась не верить.
– Какая ты молодец, – сказала я, судорожно подбирая слова, чтобы сказать что-то очень правильное и уместное в такой ситуации.
– Я стараюсь. Жаль только, что у Семёна дела не очень. Говорят, с бизнесом у него что-то не заладилось. И ещё сказали, что пьёт. Жалко. Он ведь талантливый. И умный. Очень умный.
Как это часто случается, жизнь, диктуя бешеный ритм, вычеркнула из моего списка дел встречи с друзьями. Хорошо, хоть милостиво оставила пункт «звонок другу».
– Инна, привет! Как дела?
– Нормально. А у тебя?
А потом страну захлестнул кризис. Или не он виноват… Но времена настали такие, что большинство из нас, чтобы создать хотя бы видимость благополучия, бились в хлопотах-судорогах.
Инна звонила всё реже. Я каждый раз радовалась, заслышав её голос: жива.
И вот однажды меня разбудил ночной звонок:
– Ты про этот кошмар уже слышала? Она отравилась!
Инна, видимо, пребывала в шоке, потому что до этого момента позже десяти никогда меня не набирала, даже когда ушёл Семён.
– Кто она? Ты хорошо себя чувствуешь?
– Мать Тёмушки! Мальчика, которого я нянчу! Она отравилась! Написала записку и выпила таблетки! Сегодня похоронили.
– Инна, ты где? Тебе нужна помощь?
– Нет. Я дома. С Тёмушкой. Он, хоть и живёт у меня третий месяц, но, видно, почувствовал что-то: капризничает третий день. И сегодня спать никак не ложится. Бедный Тёмушка. Бедный мой мальчик.
– Инна, я не понимаю… А почему он у тебя живёт?
– Не нужен никому.
Подруга замолчала.
– Ты где? Инна, я тебя не слышу.
– А я ничего и не говорю. Я думаю. Что мы с Семёном натворили! Всё казалось, что это ещё не жизнь, что всё ещё впереди. Я ведь даже толком не поняла, как дети выросли. А теперь смотрю на Тёмушку…
В трубке стало тихо. Я не услышала – скорее догадалась, что Инна плачет. Чтобы отвлечь её от невесёлых воспоминаний, я не очень кстати спросила:
– А отец? У Тёмы ведь есть отец!
– У него бизнес какой-то сложный. Ему не до сына. Бедный Тёмушка, – Инна опять всхлипнула. – Мама по клубам порхала... прости, Господи, её душу грешную... Всё чего-то в жизни ей не хватало. Отец весь в работе…
Инна помолчала.
– Они сначала Тёмушку на день да на два оставляли, потом стали только на выходные забирать, а последнее время... Знаешь, он меня мамой зовёт.
Инна заплакала навзрыд, но я не осмелилась её остановить.
– Господи, прости нас, – сказала она еле слышно, когда чуть успокоилась. – Прости и не допусти, чтобы дети за наши грехи расплачивались! И Семёна прости, Господи.
На следующий день я забежала проведать Инну. Бледненький большеглазый Тёма не слезал у неё с рук.
– Его мало любили, – сказала Инна, когда ей всё же удалось отцепить Тёму от шеи и положить в детскую кроватку. – Вот он и болеет часто. И от сверстников в развитии чуть отстаёт. А теперь ещё и это...
Время летит незаметно. Чужие дети отличаются от своих тем, что вырастают быстро и легко.
Инна мне позвонила накануне первого сентября:
– Завтра Тёмушка в первый класс идёт! Представляешь?! Мы уже до школы дожили! Приходи к нам в обед попраздновать, а?!
Инна заговорила тише, явно прикрывая трубку:
– Я думала, Тёмин отец придёт, а он позвонил и сказал, что не сможет. Деньги на подарок с шофёром передал. Он не плохой... только с фирмой у него последнее время какие-то проблемы. И с жёнами ему никак не везёт. Так ты придёшь? – опять звонко защебетала Инна. – Тёмушка такой красивый в новом костюме!
Голос Инны звучал так счастливо, что я не задумываясь и даже не заглянув в график, выпалила:
– Конечно, приду! Обязательно! Кстати, как твоё здоровье? Мы так давно не виделись.
– Здоровье?! Да хорошо! Вся в хлопотах. Тёмушку весь год к логопеду водила – в эту школу не берут с дефектами речи, потому как школа супер-пупер! Зато мы теперь рыкаем, как тигры! Тёмушка... – глухо прокричала Инна, вероятно, отвернувшись от трубки. – Тёмушка, иди сюда, порычи тёте в трубку, как тебя научили. Не хочешь? А что? Стесняешься? У тебя же хорошо получается....
Мы ещё долго болтали по телефону о завтрашнем ответственном дне, а потом Инна неожиданно, без перехода спросила:
– А помнишь, я просила у Бога, чтобы он дал мне время Аннушку подрастить?! Теперь Аннушка взрослая: завтра увидишь – не узнаешь. Надо же, как жизнь обернулась... А то, что Бог мне ещё и Тёмочку даст...
В трубке что-то зарычало.
– Во! Ты слышала? Нет, ты слышала? Умница, Тёмушка! Целый год учились!
Инна что-то затараторила рычащему Тёмушке, он оставил в покое раскатистое «эр», ответил Инне, и они оба звонко засмеялись.
– Тёмчик, бегом на кухню, – услышала я в трубке приглушённый голос Инны. – А то чай совсем остынет.
«Целый год походов к логопеду! А я дочь даже к стоматологу не могу вовремя отвести, – устыдилась я. – Завтра же запишу её к врачу. Нет, послезавтра – завтра не могу».
– Ты слышала? Такого раскатистого «эр» даже у Аннушки никогда не получалось. Ох, и все-таки я волнуюсь – как всё завтра пройдёт? Кстати, сын обещает всю школу проучиться на одни пятёрки! Так что я теперь буду долго жить – должен же кто-то завтраки отличнику готовить!
Олег Епишин
КАК ЭТО БЫЛО. СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА
Лето 2014
1. Сегодня в перерыве вышел из поликлиники забрать в ателье свои фотографии. Рядом, у здания городского управления милиции, вдруг начали стрелять. Несколько автоматных очередей, потом пошли одиночные выстрелы. Центр города, рядом конечная остановка трамвая, полно народу. Кто-то в недоумении остановился, оглядывается, прислушивается, кто-то уже понял, что происходит и ищет место, где бы укрыться. Забегаю в ближайший подъезд жилого дома. Там уже стоят несколько мужчин. Подбежавший молодой парень в испачканной зеленью футболке, рассказывает, что у здания милиции идет настоящий бой. Он попал на линию огня, пришлось уползать по газону. Едва стихает пальба, бегу со всех ног назад в поликлинику. В коридор уже заносят раненых. На полу пятна крови. Люди в военной форме без каких-либо знаков различия просят остаться только хирургов, остальным немедленно покинуть здание. Хватаем свои вещи и пулей вылетаем на улицу. На выходе наталкиваемся на корреспондентов. В касках и бронежилетах с надписью PRESS на спине, они как будто специально поджидали нас с установленными на штативах камерами. Слышу иностранную речь. Вроде бы говорят на французском, но прислушиваться некогда. Нас снимают, и моя коллега – молодая дама, только что испуганно метавшаяся по лестнице, кокетливо поправляет шарфик на шее – «а вдруг соседи увидят в новостях»!