Здесь же действо оказалось внушительным прямо со старта.
Глаза старика-лагерта вспыхнули зелёным огнём, — прямо вот буквально; из них действительно вырывались язычки пламени. Руны подо мной и Мистером Крысом тоже полыхнули. Вождь воздел руки к небу и принялся шептать что-то неразборчивое.
Языковая руна не справлялась и вообще не понимала о чём там речь. Так что не исключаю, что это была просто медитативная тарабарщина без какого-либо смысла.
Постепенно повышая голос, Рагнар перешёл на крик. Тут у меня из груди вырвалась призрачная цепь такого же зелёного цвета, что и огонь в глазах старика. И точь-в-точь такая же цепь вырвалась из груди Мистера Крыса.
Зверёк запаниковал и начал метаться по клетке, но подеваться никуда не мог.
И… блин… сейчас как никогда прежде мной овладело это неприятное чувство, которое можно было бы окрестить как «судорога чуйки». Казалось, что я совершаю ошибку. Причём сознательно совершаю — знаю о последствиях, но всё равно лезу куда не надо.
Крыса…
Чёртова крыса…
Как жаль, что нельзя было привязаться к одному из драконов. Вот там бы я нашёл, где развернуться. И даже дамагерскую ветку качать не надо — перекинулся в Антракса, спалил всех своих обидчиков ко всем херам, а сам по сути даже с кресла не вставал.
Ну красота же!
Однако Рагнар такое запретил. Сказал, что нельзя связываться с другими людьми и хаоситами, ну а про происхождение драконов я до сих пор очень хорошо помнил.
Ну да ладно…
Едем дальше: моя цепь и цепь Мистера Крыса потянулись друг к другу. Вождь заорал ещё громче. Застолье вдали поутихло, барабаны вновь смолкли и все взгляды устремились на нас. Даже издалека я заметил, как часть лагертов понимающе кивала в знак одобрения.
Ещё секунда!
Ещё один миг и я обрету невиданную доселе абилку и уже завтра побегу по землям Кольцовых в поисках матери!
И в этот самый момент…
О-хо-хо…
В этот самый момент я услышал знакомый голос:
— Я коньяк! — требовательно заорал Выручай, выскочив из темноты.
— Стой, придурок!
— Я! — чётко выделил сорокаградусный негодяй. — Коньяк! — а затем прямо с разбега и с двух своих стеклянных ног оттолкнул клетку с Мистером Крысом и самостоятельно разлёгся на руне. Волшебство лагерта тут же перекинулось на него.
— Рагнар, остановитесь! — закричал я, но старик уже зашёлся в религиозном экстазе и не слышал меня…
Как настоящий аристократ, Серафим Сергеевич Кольцов любил имперский дух и старался, чтобы всё вокруг него было буквально пронизано им.
Если мебель, то богатая и основательная. Если обои, то с позолотой. Если новейшая техника, то тщательно замаскированная и спрятанная. Если оружие на стене, то обязательно с богатой историей, которую можно рассказать как бы невзначай, пока наливаешь собеседнику бокал чего-нибудь горячительного из бара-глобуса.
Кругом гербы и символика, — как Российской Империи, так и его собственной семьи. Кругом предметы роскоши.
Так что представить его рабочий кабинет будет нетрудно.
Сейчас Серафим Сергеевич сидел в кресле у потухшего камина и сверлил взглядом своего сына, Сергея Серафимовича. Внутри у патриарха Кольцовых клокотало. Ему бы сейчас в пору грызть ногти, нервозно вышагивать из стороны в сторону и орать, но… нет-нет-нет.
Самообладание превыше всего.
Дилинь-дилинь, — на телефон сына пришло сообщение.
— Он здесь, — сказал Сергей.
— Пусть ведут сразу ко мне, — распорядился патриарх. — А ты исчезни. С тобой мы потом поговорим.
— Из-за денег? — уголком рта улыбнулся Сергей и скривил брови, мол, ну что за повод?
— Из-за того, что ты идиот! Всё! Пошёл вон!
Сказано — сделано. Что бы не думал себе Сергей, эту обиду от отца стоило проглотить. Патриарх уже не раз ясно давал понять своему старшему сыну, что не в восторге от него в качестве преемника.
Терпи, Серёжа, — подумал он про себя. — Терпи. В конце концов, старик не бессмертен.
С тем он покинул отцовский кабинет, и Серафим Сергеевич остался в гордом одиночестве. И даже наедине с собой он не позволил себе проявить своё волнение. Всё так же неподвижно сидел и ждал.
И дождался-таки наконец.
— Входи! — гаркнул он, когда в дверь кабинета постучали.
— Дядя⁉ Привет-привет!
Племянник прямо с порога решил начать раздражать патриарха своим неуёмным оптимизмом.