А ещё:
— Завтра такое не прокатит, — сказала Воронцова. — Охрану усилят, так что нужно придумывать что-то новое.
— Придумаю, — заверил Роман Романович.
Крики репортёров, чёрная машина с государственными номерами и путь в Мытищи. В пустой квартире на Станционной делать Апраксину было категорически нечего, поэтому он как был в деловом костюмчике, так и отправился на склады Ивашкиных.
Болтая с Ма ни о чём и попивая чай, Роман Романович скоротал время до портала.
Ведь при любом раскладе, слушание должно было закончиться в шесть вечера, и они заранее условились с Ярославом, что ровно в семь тот откроет для отца проход со складов в Дракон-Коньячный.
— Бывайте, — раскланялся Апраксин и ушёл «домой».
Сами дети появились гораздо позже, чуть ли не к полуночи. Злые, помятые и замученные — точно такие же, как и вчера. Наскоро перекусив, они всей толпой молча сидели у костра и тянули руки к огню. Рожи у всех, — кроме жён Лёхи, само собой, — были красные, как будто бы обмороженные или обветренные.
Ещё и шубы эти, с которыми они теперь не расставались…
Судя по всему, в рифте было реально холодно. За что-то же он всё-таки был окрещён «проблемным», верно?
Однако в то, что именно происходит внутри, Романа Романовича не посвящали. По обрывкам фраз, которыми перебрасывались Ярик, Лиза и остальные, он не мог составить полную картину. Какой-то колокол. Какой-то якорь. Гарпун какой-то. Чушь, если одним словом.
Допытаться по мысленной связи у драконов тоже не получалось. Те уже второй день подряд выматывались в чепуху, и как только попадали в Дракон-Коньячный, сразу же ложились отсыпаться.
— А мы выиграли ещё один день, — попытался завести разговор Роман Романович.
— Молодец, бать.
— А у вас там как дела?
— Хреново, бать.
— А чего так?
— Забей, бать.
— Ну вы же справитесь?
— Наверное, бать, — вздыхал Ярослав и повторял: — Наверное.
Вот и всё.
Вот и вся беседа.
Затем тревожный короткий сон, побудка и портал в Академию, где уже ждала Воронцова.
На второй день сотрудники Тайной Канцелярии не придумали ничего умней, чем симулировать у Романа Романовича сердечный приступ.
— Это я могу, — заверил Апраксин. — Меня в детстве в артисты пророчили. Ах, как я играл в школьных спектаклях! Как играл! Моего ежа, должно быть, до сих пор не переплюнули.
— Какого ежа?
— Из «Теремка», само собой. Я ёж! — Роман Романович воздел кулаки к небу. — Меня голой рукой не возьмёшь!
Короче говоря, план был хорош. А чтобы лишний раз не бесить Баскакова, разыграть спектакль было решено как можно раньше, не дожидаясь слова обвинителя.
— Как только услышишь что-то максимально несправедливое, сразу же хватайся за сердце, — дала своё наставление Воронцова.
За триггер Роман Романович выбрал слова судьи: «передать попечительство над детьми в пользу Сергея Серафимовича Кольцова».
— А-а-а! — вскрикнул он, скривил лицо, обеими руками упёрся в трибуну и начал хватать ртом воздух, делая вид что никак не может продохнуть. Короче говоря, не «ай-ай-ай» и руку на грудь, а вполне себе правдоподобное иммерсивное представление.
Далее Роман Романович изобразил головокружение. Он отвернулся от судьи и сделал пару неуверенных шагов к выходу, дескать, ему так плохо, что уже на всё насрать и ему срочно нужно на воздух, ну а затем его «повело» назад.
Шатаясь, Апраксин свалился сам и повалил трибуну.
Порвал пиджак, до крови расшиб локоть, а после так и остался лежать и таращиться по сторонам, пока его под руки не увела бригада Скорой Помощи. Один из врачей, к слову, был подозрительно похож на вчерашнего паренька с перцовыми баллонами.
Короче говоря, ни у кого из присутствующих не возникло мысли о том, что всё это была постанова.
— Талантище! — улыбнулась Наталья Эдуардовна, уже поджидавшая его в машине.
Сегодня дети дома не ночевали, но Ольга сказала, что они заходили на обед. Быстренько поели, отогрелись и погнали обратно в рифт. Конкретики никакой опять не дали, однако по лицам было понятно, что что-то у них там явно не клеится.
— Как бы не ранило никого, — тревожилась мать Апраксиных.
Наступил третий день.
Конечно же, был вариант сослаться на то, что Романа Романовича разбило что-то серьёзное, что ему требуется длительная реабилитация, и что слушание нужно отложить как минимум на неделю, однако Баскаков как будто бы что-то заподозрил. Он лично звонил Воронцовой. Наводил справки и настаивал на том, чтобы перевести Апраксина под контроль своего знакомого врача. Дескать, так и так, было бы неплохо быть под присмотром у лучшего доктора Империи, но мы-то понимаем к чему оно всё…