Вошла учительница с классным журналом. Поздоровалась. Долго всех рассматривала, всеми восхищалась. Только Оляпкиной осталась недовольна. Ее сильно короткой прической.
— Надо бы тебе, Катя, отрастить косички… Косички с бантами очень девочку украшают!
Оляпкина ничего не ответила на это. Она запустила в волосы руку и взъерошила их изо всех сил. Все засмеялись. Учительница отвернулась к доске и написала длинное-предлинное, как если бы построить в ряд весь пятый класс, уравнение. Все сразу стали серьезными и уткнулись в свои тетрадки.
— Начинаем повторение… — сказала Раиса Афанасьевна. — За лето все забыли, наверное… Сейчас кто-нибудь пойдет к доске, и будем вспоминать все вместе.
— Я пойду! — подскочил на парте Рома.
— Бабурин открывает навигацию… — ехидно заметил Дудкин.
— Что ж, я считаю — это справедливо… — обрадовалась учительница. — Первый ученик первый идет к доске…
Рома поспешно схватил мел. Здесь, далеко от Оляпкиной, он чувствовал себя в безопасности.
Цифры и неизвестные собирались в скобки, тут же распадались их компании, они менялись местами и находили новых друзей. Отношения в уравнении напоминали отношения ребят в классе. Вот уж почти вся доска исписана, а все еще не конец. Рома, закусив губу, продолжает стучать мелом. Все поражаются — лето прошло, вечность целая, а Бабурин ничего не забыл. За это стоит его уважать.
Раиса Афанасьевна, прислонившись к шкафу, смотрит на Рому с обожанием. Такая улыбка светится в учительских глазах, будто стоит она не в классе, а сидит в мягком кресле из красного бархата в концертном зале и слушает прекрасную песню Сольвейг. Но не суждено было прозвучать последним аккордам. Дверь со скрипом отворилась и в класс ворвался фотокорреспондент Воронухин. Все встали, и в затянутом фиолетовой дымкой объективе фотоаппарата, болтавшегося на корреспондентском животе, отразился весь пятый класс. Лицам в стеклянном кружочке было тесно, как семечкам в подсолнухе.
— Минуточку! — Воронухин сделал дирижерский жест. — С разрешения директора я щелкну один кадрик… — он начал листать свою записную книжку. — Так… так… Это не то… Вот! Бабурин — есть?
— Есть… — сказала Раиса Афанасьевна. — Это наш лучший ученик. Он как раз у доски…
Воронухин обернулся, всматриваясь в красное от волнения и перепачканное мелом Ромино лицо.
— А не встречались ли мы с тобой при странных обстоятельствах… — заговорщицки подмигнул Воронухин, имея в виду поиски портфеля в собачьей будке.
— Встречались… — улыбнулся Рома.
— Ну вот и снова встретились… — усмехнулся корреспондент, опустившись на колено и настраивая фотоаппарат. — Ты, старик, молодец! Честно говоря, глядя на тебя не подумаешь…
Рома засмущался, стал тереть переносицу рукой и вконец перепачкался мелом.
— Это не годится… — скривился Воронухин. — Что ты с собой сделал? Дети, ототрите товарища!
Пятый класс кинулся искать носовые платки, но первой к доске выскочила Леля Генералова, привстала на цыпочки и начала тереть Ромино лицо кружевным платком.
Все взгляды были устремлены на Рому. Раиса Афанасьевна и не заметила, что изо всех сил тянет руку Катя Оляпкина. Она подняла ее так высоко, что из белого манжета был виден худой локоть.
— Что случилось, Оляпкина? — спросила наконец учительница.
— У меня ужасно болит зуб… — прошепелявила Катя. — Можно мне пойти к врачу и зуб вырвать?
— Пожалуйста… — пожала плечами Раиса Афанасьевна. И подумала, глядя вслед Кате: «Бывают же такие невезучие люди… Только у Оляпкиной мог разболеться зуб первого сентября…»
— Теперь совсем другое дело… — сказал Воронухин. — Теперь пойдет. Только жалко, что без шлема, но зато фон колоритный — доска, исписанная примерами…
Он несколько раз щелкнул Рому. Сделал замечание по поводу выражения лица: «Ну, что ты стоишь, будто между лопатками воткнули канцелярскую кнопку? Улыбнись!» Рома в узкую полоску вытянул рот. Глаза при этом оставались серьезными.
— Шире улыбайся, веселей! — махал руками Воронухин. — Ты же победитель, на тебя область смотрит!
Полоска рта удлинилась еще на сантиметр. Это был предел Роминой улыбки.
— Ладно… — Воронухин захлопнул фотоаппарат. — Пойдет!
Он попрощался и исчез. Раиса Митрофановна всплеснула от восторга руками и сказала:
— Мы все должны гордиться! Ученика нашей школы сфотографировали для газеты…
Рома присел на корточки и начал писать ответ в самом уголке доски. Вернулась Оляпкина. Глаза ее были полны слез, крылья белого фартука свалились с плеч и беспомощно висели внизу. Катя держалась за щеку двумя руками сразу.