И еще плохо, что почти не было на «Дюке» книжек. Только навигационные справочники и Библия на испанском языке. Библию читал Макарони, а Гвоздик почти не понимал по-испански. Оставалось одно: слушать по вечерам истории из книги дядюшки. Гвоздик, правда, их знал почти наизусть, но все равно усаживался вместе со всеми по вечерам на баке. Зажигали пузатый фонарь, и папаша Юферс читал рассказ за рассказом о таинственных или смешных случаях, о всяких приключениях.
Случалось, что истории рассказывал и кто-то из матросов — еще не известные папаше Юферсу. Тогда дядюшка хватался за карандаш…
— …Ох и славный был рулевой наш Генри Дрок по прозвищу Восьмерка, — говорил, почесываясь, Боб Кривая Пятка. — Это, значит, когда я плавал на «Серебряной курице» с капитаном Кнопом… При ровном ветре и на спокойной воде Генри мог крутить такие вензеля, что пенным следом выписывал свое имя. Будто конькобежец где-нибудь на застывшем канале в Голландии.
— Ну, выписать восьмерку — не хитрое дело, если, конечно, команда не зевает на парусах, — ревниво замечал негр Харро Бланко, тоже отличный рулевой.
— Да не восьмерку, а слово «Генри»! — доказывал Кривая Пятка. — Я же объясняю вам!..
— Однако вы немножко врете, Пятка-сан. Извините… — не верил Сакисаки. — Так, простите, не бывает.
— Ха! «Не бывает»! Он мог еще и не такое! Однажды он поспорил на пять золотых с боцманом Дудкой, что отточенным, как карандаш, бушпритом въедет в окно таможенной конторы и выбьет им стальной зуб в пасти старшего инспектора Друмма, которого все терпеть не могли, он был взяточник. Этот Друмм имел привычку торчать у окна за своим письменным столом и пялить глаза на рейд. А контора была у самого берега…
— И выбил? — удивлялся простодушный старина Питер.
— А как же! Подкатил к пирсу круто-круто в бейдевинд, привелся до мордотыка[5], въехал по инерции бушпритом сквозь стекло — и готово… Но боцман Дудка золотые не отдал, заспорил. «Ты, — говорит, — попал не в стальной зуб, а в тот, что рядом». Уточнять же было некогда, потому что, само собой, пришлось уносить ноги с рейда. Хорошо, что был отвальный ветер… Да эту историю знают все в порту Сан-Кармазо.
— Кстати, недалеко от Сан-Кармазо есть островок с заброшенным маяком, — вступил в беседу боцман Бензель. — Слышал ли кто-нибудь из вас, как Билли Большой Карман однажды нашел там черную непрозрачную бутылку, и когда откупорил…
Ну и так далее. Иногда — такие истории, что живот болит от смеха. А иногда озноб по коже. Только о капитане Румбе почти не говорили вслух. Беппо Макарони утверждал, что, возможно, дух Ботончито летает здесь, неподалеку, и лучше его не раздражать праздной болтовней.
— Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, дух, если он и вправду есть, должен обитать на острове Акулья Челюсть, — возражал Сэм Ошибка.
— Что такое для духа несколько сотен миль! Дух летает быстрее звука, — объяснял Макарони и, ежась, оглядывался.
Шкипер Джордж назидательно предупреждал:
— Беппо, ты плохо кончишь, если не перестанешь верить во всякую чепуху. Моя мама уж на что суеверный человек, но и то говорит иногда: «Приметы надо уважать, но самая плохая примета, если ты дурак. Тут, сколько ни плюй через плечо, все равно будешь иметь неприятности…»
— Значит, у вас есть мама? — однажды осторожно спросил Гвоздик.
— Есть, — вздохнул шкипер Джордж. — По крайней мере, я надеюсь… Последнее письмо я получил от мамы полгода назад в Марселе. Мама пишет, что стала часто болеть и не может одна ходить к воскресной службе. Кто ей поможет? Разве что добрая Соседка тетя Рива, с которой они играли, когда еще были девочками. Тетя Рива сама не ходит в церковь, но всегда ждет маму на лавочке, пока не кончится обедня… Ах, когда я вспоминаю свою старенькую маму, то прямо-таки вижу, как она сидит в своей комнатке с канарейкой и смотрит на стену, где висит картинка с надписью «Мамочке от Жоры в день ангела». Это я нарисовал ей, когда был такой же, как ты, Гвоздик… На картинке большой корабль, на палубе стоит мальчик и машет матросской шляпой маме, которая осталась на берегу… Кто бы мог подумать, что все так печально кончится в жизни…
— Но ведь вы можете приплыть домой и повидаться с мамой!
— Да, конечно… Только сначала я должен подождать, когда забудется небольшой шум, который я устроил у берегов моего родного города. Мы помогали уйти за границу двум очень порядочным людям, и пришлось немножко пострелять над головами пограничной стражи…