Когда он пришел в себя, дядюшка Юферс был рядом и улыбался. А сквозь плетенные из тростника стены било солнце.
— Кто меня тискал, такой ужасный?..
— Молчи, молчи! — всполошился дядюшка. Потому что больным всегда говорят, что им вредно разговаривать.
— Молчу, — покорно согласился Гвоздик.
— Это была знаменитая колдунья Тонга Меа-Маа. Двоюродная сестра здешнего короля.
— Значит, мы приплыли на Нукануку?!
Потрепанный бурей «Милый Дюк» действительно добрался до Нукануки и встал в бухте Тагао. Встретили его торжественно. Король Таи-Буанга-Меа Катикали Четвертый сам прибыл на шхуну. Его величество был в белом атласном жилете парижского пошива, галстуке-бабочке на голой шее и в пышной юбке из кокосовых волокон. Про жилет он сказал:
— Французы приходили на «Красотке Жанне», жемчуг выторговывали, а этот наряд я у них выменял на дюжину кокосов. Ну, как? — И покрутился перед шкипером Джорджем.
— Отлично, ваше величество, — похвалил тот. — Изящно и недорого. Но только надо бы и штаны заодно… — У короля и капитана Седерпауэла были давние приятельские отношения.
— Штаны — это пфуги, — заявил Катикали Четвертый, что в примерном переводе означало «несусветная чепуха». — Шотландские лорды носят пиджаки и жилеты с юбками, и никто к ним не придирается. А в них ведь тоже королевская кровь.
Король был довольно образованный молодой человек. Знал по-английски и по-французски, дважды плавал на купеческих судах в Сидней и разбирался в политике. Он был известен своей скромностью и добрым нравом. На острове хватало хлебного корня таро, бананов, кокосовых орехов и съедобных крабов, жители разводили свиней, ловили рыбу, и жизнь была безбедная. Катикали Четвертый поэтому вполне справедливо полагал, что чем реже король вмешивается в дела народа, тем народ счастливее. Большую часть времени его величество проводил в плетенном из тростника обширном дворце, сочинял научный труд по истории своего государства и записывал его на сушеных листьях дерева орона нуканукским алфавитом, который изобрел сам. А исполнительную власть (ежели таковая оказывалась необходима) поручил осуществлять старшей двоюродной сестре Тонге Меа-Маа, которая и была фактически правительницей столицы (и единственного населенного пункта на острове Нуканука). Столица именовалась Уонги-Тутоа, что означает «деревня», и вполне отвечала своему названию.
Впрочем, король не был столь уж беспечен, как могло показаться. Он заботился о просвещении. Организовал для ребятишек школу, где сам давал уроки (и Тонга Меа-Маа тоже). Правда, учебный год здесь длился столько, сколько в европейских школах каникулы. А здешние каникулы — наоборот. («Живут же люди», — сказал Гвоздик, узнав про такое.)
Не чурался его величество и контактов с другими государствами. Изредка в бухту Тагао приходили иностранные парусники и пароходы. Торговцы скупали жемчуг, кокосы и разные тропические редкости. Платили тканями, железными инструментами и всякими предметами европейского обихода. Какой-то португалец продал королю свой граммофон с единственной пластинкой «Песенка о прекрасной Марианне». Португальских слов никто не понимал, а мелодию все очень полюбили, и Катикали объявил ее государственным гимном.
Надо сказать еще об одном, очень разумном указе короля. Зная о горьком опыте других островов, его величество запретил иностранцам привозить на Нукануку крепкие напитки. Объявления об этом были сделаны на пальмовых досках и прибиты к столбам на берегу бухты Тагао. Они сообщали на английском, французском, испанском и русском языках, а также на языке Нукануки (новым алфавитом), что с нарушителями королевского указа поступят «в соответствии с древними обычаями этой страны».
— А что за обычаи? — спросил однажды короля шкипер Джордж. Его величество потупился и вздохнул:
— Пленников кушали. Непросвещенные были времена.
Увы, именно так поступили полсотни лет назад жители
Нукануки с экипажем французского брига «Экспедиция». Бриг сел на рифы левее входа в Тагао, французы выбрались на сушу и почему-то повели себя с островитянами, как завоеватели. Что было делать… Впрочем, съели не всех. Большинство удрало в открытое море на шлюпках, и судьба этих людей неизвестна. Нуканукцы разобрали бриг по досочкам, завладели имуществом, а бронзовые пушки установили на стенах коралловой крепости. В назидание другим приплывающим на остров. Эти четырнадцать орудий (а также мудрая политика здешних королей) служили причиной того, что нуканукцы до сих пор сохраняли независимость, в отличие от других островов архипелага. Конечно, сейчас любой крейсер мог бы разнести из своих орудий строптивое королевство в пыль, не обращая внимания на старинные пушчонки форта. Но, как подсчитали в Европе, это военное предприятие обошлось бы дороже, чем вся Нуканука с ее кокосами и мелким жемчужным промыслом. Подумаешь, клочок суши, двенадцать миль в окружности!.. А для всяких недобрых морских бродяг и авантюристов небольшая, но умелая армия Катикали Четвертого имела нарезные ружья «бергман» — благодаря услугам шкипера Джорджа.